Арена. Политический детектив. Выпуск 3 (сборник)

Короче, я вдруг вспомнил про Хейко Фюльмиха, он у нас в клубе стрелков «Ганза Брамме-2» президент, откуда я его и знаю. Вы его, конечно, тоже знаете, потому что он работает по профессии в нашем городском театре. Он всегда играет богатых господ, которые в жизни чего представляют, — ну, врачи, предприниматели, адвокаты. Хейко так похож на доктора Карпано, что можно подумать, что они два брата. А что, подумал я, как рдеть Хейко доктором Карпано, на что еще театр и ихние бутафор с гримером. А под рубашку подложим пластиковый пакет с куриной кровью. Потом он пойдет на школьный двор, вроде он доктор Карпано. Это он сможет, он же кем работает! Я прямо рехнулся от моей идеи. Я так подумал: я подбегаю к Хейко, которого все господа из-за сходства принимают за доктора, ну а Плаггенмейер особенно. Я сразу кричу: «Раньше, чем умрет моя дочь, умрешь ты!» Как в кино, законно! У меня в руке театральный такой кинжал, безопасный, им я его и колю. А кровь как брызнет! Хейко упадет, притворится умирающим, и все подумают, что доктор Карпано умер, как и господин Блеквель. Я мечусь туда-сюда, ору, меня арестовывают. Не по-серьезному, конечно, Плаггенмейер свою месть получил и отпускает мою Гунхильд и остальных на все четыре. Вот я как надумал Гунхильд спасти. Вы понимаете!..

План, у меня, значит, был, надо дело брать в свои руки. Сбегал я в городской театр. Это рядышком, где Хейко как раз репетировал. Я сразу ему выложил, что у меня на сердце. Он сначала стал в позу, как господин Бут, и спрашивает, все ли, мол, у меня дома. «Притворись я мертвым, — говорит он, — а Плаггенмейер не поверит и подумает, а что такого случится плохого, если я мертвому всажу пулю в живот, так, для проверки. Выстрелит, я и впрямь умру». А я ему на это: «Ты, Хейко, просто не веришь, что смог бы похоже сыграть доктора Карпана, хотя, если посмотреть, вы как близнецы». Хейко, конечно, на дыбы. Я еще добавляю: «Я тебе, Хейко, денег за это дать не смогу, но подумай, какая это для тебя реклама. Все увидят тебя по телевизору, твой снимок будет завтра в любой газете. Это для тебя как трамплин». Тогда Хейко согласился исполнить мой план. Мы пошли в конец театра, где у них хранят костюмы, мундиры, ну и белый халат тоже нашелся».

11 часов 35 минут— 11 часов 58 минут

Бут с Карпано удалились в квартиру завхоза школы— корявую, небрежно сколоченную пристройку к спортзалу гимназии, находящуюся на достаточном расстоянии от возможного места взрыва.

Они были там наедине, поэтому их разговор я восстанавливаю с помощью более или менее конкретных и правдоподобных показаний. Несмотря на все мое вполне понятное желание оставаться беспристрастным, мне это не удалось, поскольку я не в силах скрыть мою подспудную симпатию к Буту и скрытую неприязнь к Карпано. Так вот…

В то время как Бут, внешне совершенно расслабившись, полулежал в удобном кресле перед телевизором и по своему обыкновению покровительственно улыбался, Карпано, испытывавший душевную тревогу, метался туда-сюда по комнате завхоза, поправлял на стенах картины с видами альпийских лугов и вершин, вертел кнопки телевизора, листал рекламные проспекты и каталоги, валявшиеся повсюду.

— Что ты бегаешь, как лев в клетке? — раздраженно спросил Бут.

— Извини — у меня не такие крепкие нервы, как у тебя, — в том же тоне ответил Карпано. — Но в конце концов не слишком-то приятно, когда на тебя сваливают вину за возможную смерть двадцати двух школьников.

— Пора бы тебе получше разбираться в людях, Ральф. Они всегда ищут человека, на которого можно переложить ответственность за важное решение, лишь бы самим оказаться в стороне. Боже мой, вспомни, в чем только нй обвиняли меня. Всего-то и нужно, что обзавестись непробиваемой кожей и заткнуть уши.

— Тебя, возможно, такая позиция устраивает, — сказал Карпано и вновь принялся ходить по комнате. — Ты предприниматель. Известная бесцеремонность и грубость тебе, как говорится, положены по закону, они тебе даже к лицу, и как бы ни ругали на всех углах — от тебя зависит, кто получит рабочее место, значит, ты и правишь бал. Но я, врач? Сама профессия требует от меня строгого соблюдения всех категорий этики. Нет, ты, пожалуйста, не упрощай…

Бут резко вскочил с кресла — оно даже подскочило.

— Послушай, Ральф, я веду здесь свои дела вот уже тридцать лет — не с такими ситуациями приходилось сталкиваться.

— Если Плаггенмейер пойдет до конца, я окажусь убийцей двадцати двух детей! Я! И тогда нечего и мечтать о руководстве курортным центром. А без моего имени на твоих рекламных проспектах можешь хоть сию минуту объявлять о своем банкротстве…

— Нам банкротства бояться нечего. Да, я совсем забыл, взгляни-ка на проспекты, мне сегодня утром прислали их из типографии. Нет-нет, не тревожься — от Гамбурга, Бремена, Вильгельмсхавена и Эйдена до Брамме рукой подать. «Бад-Браммермоор» станет для нас золотым дном.

— Никогда, если над главврачом будет тяготеть обвинение в столь злостном преступлении, — резко проговорил Карпано.