Арес

– Я сделаю все, что потребует храм великого Зентела, – Алькерт театральным жестом приложил руку к груди. – И что не пойдет во вред моим владениям, конечно. Жрец сделал вид, что не заметил оговорки:

– Нам нужен кое-кто, господин барон. Один человек. И думаю, что вопрос с виноградниками был бы улажен, если бы вы нашли нам этого человека.

– Какой человек? – на этот раз Алькерт удивился вполне искренне.

– Какой-нибудь, кто подходит под описание.

– А… ваша благость, могу ли я ознакомиться с описанием?

– Мошенник, вор, прелюбодей или убийца, – скороговоркой выпалил жрец. – Но необходимо, чтобы эти качества проявились в нем в последние несколько дней.

– Мошенник? Убийца? – брови Алькерта поползли вверх. – Боюсь, что здесь не могу вам помочь. Хотя и рад бы. Таких нет в моем замке. Может быть в деревнях поискать….

– Господин барон, я хочу, чтобы вы поняли меня правильно. У нас сложное положение. По сути, сейчас меня устроит любой человек, который внезапно проявил бы некоторые странности в указанный промежуток времени. У вас есть такой на примете?

Ан-Орреант хотел было снова ответить отрицательно, но вовремя спохватился. И если бы его сейчас видел Виктор, то ни за что не поставил бы на то, что барон думает о своем лакее-распорядителе, менестреле или о ком-то из десятников. Алькерт думал именно о нем, о сыне лесоруба. Слишком уж заметной фигурой стал Ролт.

– Может быть и есть, ваша благость, … дайте-ка мне минутку подумать.

Лицо жреца озарила улыбка. Конечно, он ни на секунду не допускал, что у какого-то захолустного барона в руках окажется настоящий подозреваемый, но вдруг кандидатура будет настолько подходящей, что сможет показать, как старается Аренеперт на благо церкви?

– Ваша благость, а что вы собираетесь делать с этим человеком?

– Господин барон, я не могу вам сказать. Это из разряда церковной тайны.

Алькерт сразу же нахмурился. Ему не нравилась игра 'в темную'. Если бы жрец 'скормил' ему какую-нибудь ложь, то скорее всего судьба Ролта была бы предрешена. Но так… не зная обстоятельств… нет, барон не мог на это пойти.

Чтобы вникнуть в ход мыслей ан-Орреанта, нужно четко представлять себе, что он был за человек. Чрезвычайно жесткий, даже жестокий, осторожный и невероятно практичный. И два последних качества подсказывали ему, что выдавать так просто Ролта нельзя. Если не знаешь, что будут с ним делать церковные мыши. Может быть его используют публично, как это они любят? Или даже отпустят, переведя в городскую тюрьму. И тогда есть большие шансы, что граф узнает, кем был наглый оскорбитель его сына. А ведь это не шутка! С одной стороны сомнительная благодарность церкви, а с другой – реальный гнев сюзерена. По большому счету Ролта вообще нужно сейчас спрятать и никому не показывать вплоть до самого ухода из города.

– Ваша благость, мне нужно еще время, чтобы подумать. Хотя бы несколько дней. Мне показалось, что есть такой человек, но потом я рассудил, что странностей в нем особенных не было.

Улыбка медленно сползла с лица Аренепрета. Возможно, если бы барон вообще не намекал сначала, что такой человек есть, все бы и обошлось, но сейчас, когда он дал надежду….

– Вот как? Это значит, что вы отказываетесь идти навстречу скромному желанию церкви? Ну что же… я слышал, что ваша дочь выходит замуж? Это ведь так?

– Да, ваша благость.

– И это замужество увеличит ваше благосостояние, господин барон? За счет каких-нибудь угодий, например. Или еще чего-то.

– Возможно, что увеличит…, но на что ваша благость намекает?

– Скоро узнаете, господин барон, скоро узнаете.

С этими словами жрец резко развернулся и покинул комнату. Его движения выдавали раздражение крайней степени. Не останавливаясь нигде, он прошествовал прямо к карете, погрузился в нее с помощью слуги и быстро уехал, сопровождаемый охраной.

Барон, выскочивший следом за жрецом на крыльцо, проводил его взглядом, а потом с тревогой обернулся к сотнику, стоящему подле:

– Керрет, я сейчас быстро съезжу к ан-Реттеа. Нужно его предупредить о том, что больше не могу тут оставаться. Пусть потом к нам приезжает или мы к нему. Переговоры-то почти закончены. А ты собирайся. Чтобы к моему возвращению все было готово. Мы покидаем Парреан.

Через час Виктор уже трясся на телеге, оставляя за собой в меру гостеприимный город. Погода была сумрачной, настроение – печальным, будущее – мрачным. Антипов поймал себя на желании этому всему соответствовать. Он окинул взглядом процессию из повозок и карет и затянул песню. Это был весьма смелый перевод 'Эй, дубинушка, ухнем', но зато его бас смог раскрыться здесь в полной мере. После первого же куплета сотник Керрет подъехал к нему.

– Что поешь, Ролт? – спросил он. – Я такого еще не слышал.

– Это песня лесорубов, господин сотник, – ответил Виктор. – В ней поется о том, как тяжело тащить бревна из леса.

– Ну-ну, – Керрет слегка отъехал.