Арестант пятой камеры

Учитывая знание языков, Ширямов поручил мне штаб интернационалистов. Но приходится заниматься и массой других дел: вести переговоры с белочехами, которые пока довольно добросовестно соблюдают нейтралитет, доставать фураж, писать листовки, подбирать военных инструкторов и конечно же выступать на митингах (интересно, во время предстоящей гражданской войны в Англии или во Франции так же будут митинговать, как в России, или это только специфика Русской революции?).

Несмотря на то что стала напоминать о себе рана в ноге (побег из омской тюрьмы сопровождался всеми романтическими атрибутами, в том числе и стрельбой), чувствую себя удовлетворительно, а главное - все успеваю, что больше всего удивляет меня самого,

Помнится, ты как-то шутил, что пребывание в эмиграции в Америке если и не вытравливает из русского Обломова, то, по крайней мере, учит его это скрывать. Судя по мне, ты прав. Кстати об Америке… Здесь находился «Монах». После отстранения Политцентра он отбыл во Владивосток. Еще более циничен, чем раньше, озлоблен против большевиков и соответственно против русского народа, который его не понял, а главное - не оценил. Фиглярничает, но в душе пустота. Бывший революционер, а это одна из худших разновидностей белогвардейщины. Такое ощущение, что разлагается заживо. В штабе интернационалистов встретил еще одного «американца», на этот раз большевика. Латыш, эмигрировал года на два раньше меня. Как выяснилось, хорошо знал Нейбута, работал с ним в «Циняс-Биедрисе», в союзе «Индустриальные рабочие мира». Узнав, что я тоже «американец» и находился в омском подполье, расспрашивал о восстании note 24 и судьбе Нейбута, следы которого потерял в начале 1918-го. Рассказал ему об аресте Арнольда, о его речи на Суде. А на следующий день я узнал, что латыши решили присвоить своему батальону имя Нейбута… Так что Арнольд будет сражаться в рядах революции и после своей смерти…

Что касается Колчака, то могу тебе сообщить следующее. После передачи власти большевикам ревком решил, что целесообразней всего, чтобы допросы продолжала комиссия прежнего состава. Председатель следственной комиссии Политцентра Попов теперь заместитель председателя Иркутской губчека, председателем которой назначен известный тебе Самуил Чудновский. Допросы ведутся в той же последовательности: от Колчака как личности - к колчаковщине как явлению. Думаю, такая схема правильна: суд получит обширный и достаточно разносторонний следственный материал. Местные товарищи интересуются, где предполагается проводить судебный процесс - в Омске, Новониколаевске, Москве или Петрограде? Какова точка зрения по этому вопросу в ЦК и Совнаркоме республики? Если будешь в штабе 30-й дивизии у Лапина, сообщи: золотой поезд находится под надежной охраной дружины железнодорожных рабочих. Сразу после прибытия его загнали в тупик, окружили колючей проволокой и разобрали железнодорожную стрелку. Все подшипники из колес вынуты. Даже в случае падения Иркутска (а это не произойдет) золотой запас республики будет вывезен специально выделенным для этого отрядом.

Несмотря на большую загруженность делами по обороне, был вместе с Ширямовым на допросах Колчака и Пепеляева. Пепеляев, которого в окружении Колчака считали сильной личностью и преемником «верховного», ведет себя как последний трус. Принципы, антибольшевистские концепции - все растворилось в животном страхе смерти. Довольно наивно пытается выдать себя за идейного противника адмирала, за либерала, демократа и чуть ли не тайного большевика. Когда вспоминаешь это бабье, мокрое от пота лицо, невольно испытываешь чувство гадливости.

Колчак пытается держаться, как любили говорить у нас в Морском корпусе, «в рамках респектабельности». Правда, моря в Иркутске нет и саблю бросать некуда note 25 , но по уставу отбывающему с корабля адмиралу вызывают наверх караул и оркестр. И «верховный» стремится покинуть несуществующую палубу так, как положено по не существующему уже уставу…

Но оценить это может лишь бывший мичман Стрижак-Васильев. Члены комиссии о российском флоте, а тем более о его традициях имеют смутное представление.

И все же, несмотря на старания соблюсти декорум, адмирал теперь не столько похож на офицера, который в свое время наставлял меня на путь истины, говоря о единстве русского народа и исторической миссии дворянства, сколько на обычного преступника, пытающегося хоть чем-то оправдать себя. Еще меньше он похож на вождя белого движения.