Арестантка (СИ)

Мои губы буквально свело в улыбку, я не смогла бы сохранить спокойное лицо, даже если бы хотела. Трой улыбнулся в ответ и смущенно прикрыл пальцами глаза. Длинными красивыми пальцами. Такими нежными ко мне.

Это был удивительный миг, я даже не знала, что говорить. Тишина, прерываемая писком медицинских датчиков, не казалась давящей. Мы изучали друг друга взглядами, и не торопились начинать разговор. Что-то между нами сильно изменилось. Будто тонкая звенящая струна протянулась от моего сердца к нему, и вызывала ноющую боль, потому что Трой слишком далеко сидел, а она крепилась прямо в мою плоть. Осознав это и перепугавшись до усрачки, я сделала попытку порвать её:

— Мы на корабле Дайсона? Сколько я была в отключке? — я попробовала пошевелить руками и почувствовала, что на левое плечо был надет медицинский прибор Лазарь. — Нам ничего не угрожает?

— Пока нет. Альдо ведет переговоры с Дайсоном и допрашивет Эда. Я выстрелил в него, но только ранил. Ты была в коме два дня, — Трой виновато посмотрел мне в глаза. — Хил не знал, когда ты придёшь в себя, и придешь ли вообще. Прости, что помешал тебе.

Пока он говорил, я вспомнила его шёпот из сна, и если поцелуй был настоящим, то те слова про вину тоже. Он говорил со мной, пока я лежала в коме, и мне показалось это таким милым, что я ни сколечки не смогла на него злиться.

— Но я проснулась, — сказала я, улыбаясь, — как долбанная принцесса в сказке, когда принц обслюнявил ей руку. Альтернативная версия.

Он смущенно зажмурился, снова расплылся в улыбке, придвинулся и осторожно взял мою кисть в свою. Нытьё в моём сердце превратилось в сладостное мурчание. Я вздрогнула от его прикосновения, и, кажется, из груди вырвался тихий стон. Трой провёл пальцем по линии на ладони, уходящей к запястью, и прижался губами к предплечью. Обжигающее тепло опалило кожу, и щекотные мурашки будоражащей волной лизнули спину. Дыхание перехватило.

В голове закрутились мысли, ну зачем так нежно? Разве так можно со мной? Разве я заслужила? Может, снова предложить ему потрахаться, чтобы вся эта мучительная нега кончилась? Но мне не хотелось, чтобы она кончалась. Я жаждала, чтобы Трой продолжал, чтобы целовал ещё. Чтобы сел рядом, обнял, чтобы не было никакого расстояния между нами. И я опять ужаснулась своим чувствам.

— У тебя же невеста есть, — всё-таки не выдержала я раздрая, сломав момент.

Трой отстранился от моей руки, и я увидела, что у него румянец на щеках. Он наверняка тоже ужасно волновался и ощущал неловкость.

— Моя невеста… и рада, наверное, что я исчез из её… — он так замер на полуслове, потому что я мягким движением убрала белокурую прядь с его виска за ухо.

Трой смешно вздрогнул приоткрыв рот, и показался точно таким же беззащитным передо мной, как и я перед ним. Сердце отчаянно стучало в груди, не давая ясно мыслить. На язык снова просились ядовитые слова, язвительные шутки. Типа, ты бы видел своё лицо, будто девственницу схватили за зад! Что-то внутри меня отчаянно хотело смять и уничтожить то хрупкое и красивое, как снежинка, чувство, что родилось между нами. Потому что оно пугало до чёртиков. Но я глядела на Троя, всматривалась в ласковые вселенные его глаз, и понимала, что совсем не хочу его обижать. Что если обижу, то и мне самой станет больно.

Пусть он не брутальный солдафон, к которым я привыкла — мне было так хорошо:

— А ты рад? — спросила я.

— Я… рад, что ты жива. За эти два дня, пока ты была в коме, я чуть… — он замолчал, потому что я коснулась ладонью шрама на его щеке.

— Мне тоже было… плохо, когда думала, что ты погиб, — я провела кончиками пальцев вдоль его подбородка, с наслаждением вбирая трепетное смятение, что мягко ложилось на его лицо.

Его взгляд будто плавился от тёплого прикосновения. Меня просто завораживало то, как он реагировал. Наверное, я выглядела точно также, когда он целовал мою руку. В память мягко вклинились воспоминания из разговора с братом, пока я была коме. Трой — то единственное, что держит меня на этом свете? Нет, конечно, это бред уставшего рассудка. Но мне гораздо лучше, когда он рядом.

— Чушь собачья какая-то происходит, правда? — спросила я.

— Чушь? — светло-голубые глаза потемнели, словно ему было неприятно это слышать. — Собачья?

— Ну между нами…

— Я думал, что это называется иначе, — сказал он, отклонившись от меня. — Матео сказал, что…

— Матео? Он жив? — я чуть не подпрыгнула на кровати. Только Лазарь помешал.

— Жив он, и Сантьяго жив, и я, как видишь, — сквозь шипение открывающейся гермодвери раздался голос Хила. — Только успокойся. Тебе сейчас нельзя волноваться, ты только пришла в себя. А пульс шкалит уже пять минут.

Медик жестом попросил Троя встать.

— Парень, выйди, — строго сказал он. — И вообще разве тебе разрешено сюда входить? Ты должен сидеть в своей кладовке.

— Простите, уже выхожу, — Трой напоследок погладил меня по руке, встал со стула и отправился за дверь.