Арфеев

Рома открыл глаза и застонал. Прижался лбом к столу и позволил себе заплакать. Как же сейчас не хватало Насти! Как он хотел вновь обнять её, прижаться к её коже и поцеловать такие знакомые губы! Как он хотел просто слушать, как она что-то ему говорит и говорит, то и дело смеясь и отвлекаясь от темы. Настя…такая Настя… Она была для него чуть ли не всем, и понял это Рома только тогда, когда остался один, с колбасой в одной руке и куском хлеба — в другой. Он не умел готовить от слова «совсем». Предел его кулинарных способностей — сварить пельмени, и то облив себя пару раз кипятком и получив в итоге какую-то кашу. Но вот Настя… Она могла бы стать шеф-поваром мирового класса, если б захотела.

Как только Рома подумал об этом, улыбка проскочила на его лице, прямо под текущими ручейками слёз.

Настя готовила бесподобно. В её блюдах чувствовались некая теплота и что-то такое, что отличало от всех этих шедевров в ресторанах. Кухня была для неё мастерской, а различные ножи, сковородки, кастрюли и ещё бог знает что — инструментами. И с помощью этих самых инструментов создавалось то, отчего сердце сразу улетало к серо-голубым глазам. Она знала все тонкости готовки; никогда не забывала, что Рома любит, а что не любит, и никогда не разочаровывала завтраком, обедом или ужином. Конечно, они ещё не жили вместе, но дни, проведённые рядом, можно было обожать хотя бы за вкусную еду. Сколько бы не решалось споров, неизменным всегда будет одно: если женщина хорошо готовит, у неё уже есть один козырь в рукаве.

Настя казалась Роме ещё сексуальнее на кухне. Особенно с утра. Особенно в его рубашке. Её упругие ягодицы всегда выглядывали из-под белой ткани и притягивали своими формами, своими изгибами. И только один мог их коснуться, мог снять эту рубашку и насладиться тем телом, что бесконечно любил. Солнечные лучи всегда подчёркивали красоту Насти, отражались бликами в её серо-голубых глазах и освещали до боли приятную улыбку, после которой обычно следовал поцелуй.

Рома застонал громче и схватился за края стола.

Иногда она хрюкала, когда смеялась. Иногда била его ногами во сне и всё время перетягивала на себя одеяло, так что холодные ночи становились ещё холоднее. Она любила лезть целоваться по утрам, зная, что из её нечищеного рта воняет так, будто там кто-то умер. Обожала кричать «Я МОНСТР!!!» после того, как смывала с себя всю косметику. Ей были чужды притворства и вечные маски — Настя всегда поражала искренностью и честностью. Говорила то, что думала. Делала так, как считала нужным. И пусть порою это подбешивало, оно не могло не вызывать уважения. Эта девчонка способна постоять за себя, и силе воли её можно только позавидовать.

Но лишь с Ромой она могла быть слабой и полностью открытой. Лишь с Ромой она не стеснялась хрюкать и пукать, смеясь над этим вместе с ним.

Как же сейчас он хотел оказаться рядом с ней! Прижать к себе и поцеловать макушку, гладя по спине и наслаждаясь моментом! Наплевать на все ссоры! Они окупят их страстным поцелуем и заключать друг друга в объятья, слыша биение двух сердец! Какая же это всё-таки была хрень! Долбанная хрень! Не прошли одни прослушивания, пройдём другие, но мы должны держаться вместе! Должны! Господи, Насть, надеюсь, ты сейчас спишь, потому что я заснуть не могу. Мне нужна ты. Нужна твоя улыбка и твой смех. Нужен твой шёпот у самого уха, говорящий, что всё будет хорошо, и я поверю ему. Поверю тебе. Потому что только рядом с тобой, Рапунцель, я могу быть слабым. Прости, ладно? Прости за футболку и за то, что всё испортил. Я люблю тебя, ты знаешь. Безумно люблю. И я…я…держусь только благодаря тебе. Если б не твоя поддержка, я бы давно сломался. Это правда. Самая чистая, мать её, правда. Ты моя опора. И всегда ей была. Забавно, да? Мы ведь по-настоящему начинаем ценить чувства, когда они возвращаются к нам без ответа. Я например, только сейчас понял, каким вкусным шампунем ты моешь волосы. Как сильно ты, оказывается, заморачиваешься насчёт волос на руках и ногах и как больно они колются, когда ты забываешь их уничтожить. Это всё детали, но ведь именно в них и кроется настоящая красота, правда?

«Правда», — ответила бы ты и улыбнулась мне своей тёплой улыбкой. Я больше не буду ругаться по поводу того, что из-за твоего крема пачкается постель. Больше не буду ворчать как старикашка, когда мы уже не один час таскаемся по магазинам одежды. Я буду любить тебя ещё сильнее, Рапунцель, обещаю. Я вновь сделаю тебя счастливой, только, пожалуйста, будь со мной рядом. Просто будь рядышком, и всё у нас будет хорошо.

Правда?

Правда ведь?

Солнышко?

Где ты?

— Она здесь, — ответили стены, после чего Рома выбежал из квартиры.

13

Он хотел быть к ней как можно ближе, прижаться к её телу и провести губами по шее, но сначала просто обнять и долго-долго вот так стоять, пока мир не расколется надвое и не разъединит их. Хотя, даже в таком случае они будут держаться друг за друга.