В последнее время с клиентами стало не ах. Размещенное мною в интернете рекламное объявление об экстрасенсорных услугах поначалу работало хорошо – осенью, зимой и в марте был настоящий «чес». В это время в людях наиболее сильны рефлексия и подозрительность, а также депрессивные настроения. Но наступили погожие апрель и май, и все замерло. Я не бездельничал, конечно, – выполнил парочку заданий моей эфэсбешной «крыши», но оплата за них… Впрочем, я об этом уже говорил. В общем, моя кубышка уже показывала дно.
Первым делом сварил себе кофе. Тишина… почти. В кои-то веки. Лишь слабым фоном идет
Нет, вряд ли я местный. Тогда бы наверняка нашлись какие-то следы, родственники, знакомые… Хотя, может, я круглый сирота? Детдомовский? Не исключено. Как знать, насколько я изменился после потери памяти? Воспоминания во многом формируют наш характер. У меня же этих воспоминаний – неполный год. Так сказать, начал жить с чистого листа.
И как жить? Вряд ли так, как я мечтал в детстве. Зарабатывать деньги своим даром, продавая его тем, кто готов заплатить, и почти бесплатно вкалывая на свою эфэсбешную «крышу». Если ударяться в высокие материи, типа смысла жизни и собственного предназначения, то человек со способностями арфиста душ уж всяко должен заниматься чем-то… ну, более возвышенным, что ли, не столь пошлым. Строго говоря, то, что я делаю сейчас, – заколачивание гвоздей микроскопом. Оно конечно, жизнь в мегаполисе очерствляет. Даже в таком, как Питер. Если только ты не живешь в тепличных условиях. Оставаться прекраснодушным идеалистом и романтиком не получится при всем желании. Особенно с моим талантом. Он как раз способствует развитию цинизма. Крупные города, они такие – прожуют и выплюнут.
Кстати, был ли я им, этим идеалистом и романтиком? Тоже, естественно, не помню. Паспорт на имя Кульчего Дениса Валерьевича, квартира на Ваське, должность внештатного консультанта управления «А» ФСБ, способности арфиста душ и мой экстрасенсорный бизнес – вот и все, что у меня есть. Я пытался спрашивать моего куратора, но она либо не знает, либо не хочет говорить. Думаю, второе. А выпытать у нее – никак, она же «тихая»: я не вижу и не слышу ее струн, а значит, и не могу на них воздействовать.
А еще произошла какая-то темная история с моим предшественником, будто бы тоже обладавшим подобным даром. Или другим, близким. Здесь опять-таки ничего точно не известно. Загрифлено наглухо. Я попытался однажды воздействовать на голубую и аквамариновую струны целителя Портнягина, раз в месяц занимающегося моей реанимацией, чтобы вызвать его на откровенность. Зря я это сделал. Он не сказал мне ничего, кроме того, о чем я уже и сам догадался: предыдущий внештатный консультант управления умер не своей смертью. А я за такой фортель получил капитальный нагоняй от куратора и начальника управления. Ну и Портнягин меня с той поры не – долюбливает. Такие вот пышки с Большой Конюшенной…
Таким образом, с прошлым у меня швах, остается не шибко прекрасное настоящее и туманное будущее. Город-то мне нравится, а вот с людьми все куда хуже. Чем меньше я нахожусь в обществе, тем лучше – устаю от
Стоит ли удивляться, что при таком раскладе я занялся собственными изысканиями? Доподлинно о себе я выяснил хотя бы то, что плыть по течению, не трепыхаясь и надеясь, что меня прибьет к какому-нибудь неплохому берегу, – противоречит моей натуре. И я стал трепыхаться – пытаться выяснить, кто я, что я и откуда, раз уж «Контора» мне этого по непонятным причинам не говорит, хотя, казалось бы, кому и знать, как не им.