– Кульчий Денис Валерьевич. Странно звучит. У меня ощущение, что ты и это имя – чужие друг другу. Почему мне вспоминается Владимир… Володя? По-моему, оно тебе подходит больше. Что-то смутно брезжит, но я не могу уцепиться… Ты, наверное, думаешь, что я сошла с ума? Мне и самой иногда так кажется. А еще мне кажется, что все это – какое-то изощренное издевательство судьбы. Будто на нас кто проклятие наложил – мы все время не совпадаем. Сторонами баррикад, сторонами мира. Теперь ты мертв, а я жива. А самое странное, что я совершенно не помню, как это случилось. Кто-то взял и передернул карты в колоде судьбы, изменив реальность. Тебе, случайно, не известно, кто бы это мог быть? Не ты ли? Ты ведь что-то устранил из нашего мира такой ценой? Что именно? Я не помню… Жаль, что ты не можешь мне ответить. Несправедливо! Когда умерла я, все обстояло совсем иначе… Опять безумно звучит, правда? Я устала, Володя… Ты ведь позволишь мне тебя так называть? Устала от всей этой дикой чехарды. И мне тебя не хватает. Очень. Я так хотела вернуться в мир живых – и вот вернулась… Только зачем мне все это теперь? И как это изменить? Если б только поговорить с тобой, ты бы, наверное, что-нибудь подсказал… Зачем судьба столкнула нас, сделав врагами? Лучше б нам вовсе не встречаться, чем так. И почему мне не удалось погасить этот пожар внутри? Ненавижу себя за это. И тебя ненавижу. За то, что люблю. За то, что понимаю: мы друг другу не подходим, но это ничего не меняет. За то, что так и не смогла сказать тебе это, пока ты был жив, а теперь уже поздно.
Она украдкой оглядывается: не слышит ли кто-нибудь ее странного диалога с самой собой. Видит, что вдалеке появилась какая-то женщина и встала над могилой с невысоким дешевым памятником из нержавейки, зябко ссутулившись под зонтом. Незнакомка, разумеется, ничего не может услышать, но когда Спирина после небольшой паузы продолжает говорить, ее голос понижается почти до шепота:
– Я слышу ее, как и ты. У меня ощущение, что так
Она снова умолкает. На сей раз надолго, и слезы постепенно высыхают на ее щеках, а дождь, словно в компенсацию, начинает рыдать пуще. Наконец Спирина размыкает губы, и голос ее почти сливается с шелестом падающей воды:
– Хотя, знаешь, у меня появилась одна идея.
КОНЕЦ