Отпустив женщин, Янус принялся сочинять послание Главному арфисту. Как только можно будет освободить хоть одну лодку, он снарядит ее в холд Айген. Давненько в Полукруглом не слыхали, что творится на белом свете. Заодно надо будет отправить копченой рыбешки — не гонять же лодку порожняком.
Выйдя из комнаты, Мави цепко ухватила дочь за плечо.
— Только не вздумай ослушаться, девочка моя!
— Но мама, кому мешают мои песни? Ты же знаешь, сам Петирон сказал…
— Не забывай, что старик умер. И с его смертью все для тебя изменилось. А пока ты занимаешь его место, смотри, не вздумай дурить! Слышала, отец сказал: никакой отсебятины! А теперь — марш в постель. И не забудь закрыть светильники — нечего им гореть впустую.
Глава 2
Поначалу Менолли казалось, что забыть о сочинительстве будет совсем не трудно. Ей очень хотелось не посрамить Петирона — пусть новый арфист увидит, что дети безошибочно затвердили все обязательные песни. Ребятишки занимались с удовольствием: ведь учиться куда приятнее, чем потрошить рыбу, латать сети или наживлять переметы. К тому же суровые зимние шторма — таких не было уже несколько Оборотов — не выпускали рыболовную флотилию из гавани, и учение скрашивало скуку.
Пока лодки отстаивались в Корабельной пещере, Янус не раз появлялся на пороге малого зала, где Менолли проводила занятия, и угрюмо наблюдал за дочерью. К счастью, он скоро уходил — дети робели в его присутствии. Однажды Менолли заметила, что отец, забывшись, отбивает ногой такт. Поймав ее взгляд, правитель нахмурился и сразу же ушел.
Спустя три дня после похорон Янус отправил лодку в холд Айген. Новости, которые принесли вернувшиеся в Полукруглый гребцы, не представляли для Менолли никакого интереса, однако взрослые явно переполошились: до девочки доносились их пересуды о происках Древних. Но она пропускала их мимо ушей — ей-то что за дело? Еще экипаж лодки привез грифельную дощечку — послание, адресованное Петирону и скрепленное личной печатью мастера Робинтона.
— Бедняжка Петирон, — сказала Менолли одна из тетушек, вздыхая и прикладывая к глазам платок. — Он всегда так ждал весточек от Главного арфиста. Что ж, придется теперь письму полежать до тех пор, пока не прибудет новый арфист. Он-то уж будет знать, как с ним поступить.
Менолли потребовалось немало времени, чтобы выяснить, куда девали грифельную дощечку — она оказалась на полке в отцовском хранилище Летописей. Девочка была уверена: в послании есть что-то, касающееся ее лично, ее песен, которые Петирон, по его словам, отослал Главному-арфисту. Эта мысль до такой степени не давала ей покоя, что она осмелилась спросить у матери, почему Янус не вскрывает послание.
— Что? Открыть запечатанное послание, адресованное покойному самим мастером Робинтоном? — Мави недоверчиво воззрилась на дочь, будто услыхала что-то кощунственное. — Твой отец никогда на это не пойдет. Письма арфистов — не нашего ума дело!
— Просто я вспомнила, что Петирон отправлял послание Главному арфисту. Ну, и подумала: может быть, в ответе говорится про замену. Я только хотела…
— Я тоже с нетерпением ожидаю нового арфиста, милочка моя. А то ты, я смотрю, совсем зазналась с этими уроками.
Следующие несколько дней Менолли не находила себе места от беспокойства — она решила, что мать уговорит Януса отстранить ее от занятий с детьми. Но этого, разумеется, не случилось — по той же самой причине, по которой Янусу пришлось позволить ей учить. Но Мави все-таки отыгралась: как только занятия заканчивались, на девочку сыпалась самая грязная, самая нудная, самая противная работа, которую только можно было придумать. А Янус взял за правило чуть ли не каждый день появляться на занятиях.
Наконец погода наладилась, и весь Полукруглый снова сбивался с ног, перерабатывая улов. Ребятишек освободили от занятий и отправили на берег собирать выброшенные штормом водоросли, а женщины кипятили их в огромных котлах, изготовляя густой пахучий отвар, лучшее средство от всевозможных недугов и ломоты в суставах — так, во всяком случае, утверждали старые тетушки. Но они всегда были мастерицами находить благо в любом зле и зло в любом благе. «А главное зло в водорослях — их омерзительный запах», — размышляла Менолли, которую приставили к котлу помешивать вонючее варево.