Арфистка Менолли

Морской холд Форта стоял на берегу естественной глубоководной бухты, так что подошедший корабль пришвартовался прямо у каменной стенки. Моряки ловко привязали причальные канаты к швартовым тумбам. Сибела не было видно, но, когда файры исполнили над мачтами корабля приветственный танец, в лучах клонящегося к западу солнца блеснули золотом две золотые королевы — Сибелова Кими и Красотка Менолли. Пока Пьемур старался отыскать Сибела в водовороте снующих вокруг людей, подмастерье внезапно вырос прямо перед ним — в обеих руках он держал увесистые мешки, еще два были перекинуты через плечо. Подошедший моряк осторожно опустил два мешка к его ногам. Поклажа как раз для трех скакунов.

— Как съездил, Сибел? — спросила Менолли и, подняв один мешок, ловко взвалила его на спину. — Да отдай же Пьемуру хоть один! — добавила она, и Пьемур с готовностью подскочил к Сибелу, спеша избавить его от части ноши. Одновременно он успел пощупать мешок, стараясь определить его содержимое. — Да не мни, Пьемур, — а то трава превратится в труху!

— Трава? Какая трава?

— Пьемур! А ты что тут делаешь? Ведь сейчас время репетиции, — начал Сибел. Он приветливо улыбался, белоснежные зубы ярко сверкали на дочерна загорелом лице.

Трава и загар? Пьемур мог поставить все свои сбережения на то, что Сибел вернулся с Южного материка.

— У него голос ломается.

— Уже? — в тоне Сибела Пьемур безошибочно различил удовлетворение. — А как отнесся к этому мастер Робинтон?

— Со свойственной ему мудростью и прозорливостью, — усмехнулась Менолли.

— Вот как? — Сибел взглянул на Пьемура, потом снова на Менолли, явно ожидая дальнейших пояснений.

— Он теперь числится учеником мастера Олодки.

Сибел тихонько рассмеялся.

— Хитро придумано, ничего не скажешь! Верно, Пьемур?

— Пожалуй, что так.

Услышав столь кислый ответ, Сибел откинул голову и от души расхохотался, вспугнув свою королеву, которая как раз собиралась опуститься ему на плечо. Кими взметнулась ввысь и сердито заверещала, ее поддержали Красотка и оба бронзовых. Одной рукой Сибел обнял Пьемура, уговаривая мальчугана не расстраиваться, а другую положил на плечо Менолли. Так втроем они и зашагали к конюшням холда.

Что-то во взгляде Сибела навело Пьемура на мысль, что дружеское объятие, которым удостоил его подмастерье, — лишь предлог для того, чтобы обнять Менолли. От этого наблюдения настроение у паренька сразу подскочило: теперь он знал нечто такое, о чем не догадывался никто из школяров, а может быть, даже сам мастер Робинтон… Или он все же в курсе?

Размышления на эту интересную тему скрашивали Пьемуру всю первую половину обратного пути. Но последние три часа оказались сущей пыткой. Спереди и сзади к седлу были приторочены два мешка, еще один болтался у него за плечами. К тому же он здорово отбил себе зад — просто живого места не осталось. Порядочное свинство со стороны Менолли, — мрачно думал Пьемур, — заставить его трястись в седле восемь часов, когда он столько Оборотов не садился на скакуна!

Счастье еще, что не пришлось его расседлывать — Банак сразу забрал у них животных и увел в стойла. Жаль только, что они не спешились прямо во дворе Цеха арфистов: ноги у Пьемура онемели и не сгибались, так что он с превеликим трудом одолел небольшое расстояние от конюшен до Цеха. Медленно плетясь за Менолли с Сибелом, он слушал их веселую болтовню, но они все время перескакивали с предмета на предмет, так что бедняга даже не мог сосредоточиться на чем-то конкретном и таким образом отвлечься от своих страданий.

— Ну что ж, Пьемур, — заметила Менолли, поднимаясь по ступеням главного здания, — ты и правда не разучился ездить верхом. Да что это с тобой?

— Ничего особенного, просто я уже пять проклятущих Оборотов не сидел в седле, — выдавил мальчуган, стараясь разогнуть скрюченную спину.

— О чем ты думала, Менолли! — вскричал Сибел, изо всех сил стараясь не рассмеяться. — А ты, малыш, дуй скорее в горячие бани, а то на всю жизнь останешься таким крючком!

С Менолли разом слетела вся важность и недоступность, и она принялась во весь голос сокрушаться и причитать. Сибел повел мальчугана в бани, а Менолли принесла поднос с едой для всех троих и, пока Пьемур отмокал в теплой ласковой воде, заботливо предлагала ему то одно, то другое. К окончательному смущению Пьемура явилась Сильвина — как раз в тот момент, когда он осторожно промокал натертые места. Она намазала его холодильным бальзамом, а потом заставила лечь и принялась разминать ему спину и ноги. Когда он уже решил, что не сможет пошевелить даже пальцем, Сильвина велела ему встать. И, вопреки его ожиданию, двигаться стало гораздо легче. По крайней мере холодилка притупила боль в мышцах, и паренек смог, не теряя достоинства, без посторонней помощи пересечь двор и одолеть три пролета крутой лестницы, ведущей на барабанную вышку.