Больше она ничего не сказала и, пожелав Пьемуру приятных сновидений, выскользнула из комнаты, не дав ему даже намека на то, что ожидает его в ближайшем будущем. Если его вещи здесь, значит, едва ли ему предстоит вернуться на барабанную вышку. Спрашивается, куда еще его могут отправить в Цехе арфистов? Пьемур постарался рассмотреть эту перспективу со всех сторон, но голова отказывалась работать. Похоже, Сильвина, что-то подмешала в бульон. Он бы ничуть не удивился…
Разбудило его оживленное чириканье файров. Красотка о чем-то совещалась с Лентяем и Кривлякой, которые восседали на спинке кровати. Больше в комнате никого не было. Вдруг Красотка исчезла. Но не успел Пьемур посетовать про себя, что все о нем забыли, как дверь тихонько отворилась и в комнату с подносом в руках вошла Менолли. Снаружи донеслись шум и крики, запахло жареной рыбой.
— Если это снова та противная бурда… — капризно протянул Пьемур.
— Никакая не бурда. Это жареная рыба, клубни и особый пончик, от Альбуны. Она уверяла, что от него у тебя сразу появится аппетит.
— Появится? Да я просто умираю с голода!
Менолли усмехнулась такому энтузиазму и, поставив поднос ему на колени, устроилась в ногах постели. Какое счастье, что хоть Менолли не собирается кормить его с ложечки, как младенца. Даже с Сильвиной он чувствовал себя неловко.
— Вчера вечером мастер Олдайв осмотрел тебя, когда вернулся. И сказал, что твоя голова бесспорно самая прочная во всем Цехе. А на вышку ты больше не вернешься. — Лицо девушки стало таким же суровым, как у Сильвины. — Не беспокойся, — поспешила добавить она, когда увидела, как он покосился на сундучок, — там все в порядке, я сама проверяла. — Она усмехнулась, и глаза ее мстительно сверкнули. — Клел и его придурки сидят на одной воде, к тому же им запрещено появляться на празднике!
Пьемур застонал.
— В чем дело? По-твоему, они не заслужили такого наказания? Одно дело — выкинуть глупую шутку, и совсем другое — причинить товарищу увечье. Учти, ты мог погибнуть по их милости! Вот только… — Менолли недоуменно покачала головой, — никак не могу понять: чем ты их так допек?
— В том-то и дело, что ничем! — Пьемур так вскинулся, что вода из стакана выплеснулась на поднос.
Крепыш тревожно чирикнул, а Красотка издала удивленную трель.
— Я тебе верю, Пьемур. — Менолли стиснула его ступни, приподнимающие меховое одеяло. — Правда! Но и ты тоже мне поверь: они все время ждали, что ты начнешь откалывать свои знаменитые фокусы! А ты, вместо этого, изо всех сил старался быть паинькой — наверное, впервые с тех пор, как переступил порог Цеха арфистов! Ну разве мог кто-нибудь в это поверить? Особенно Дирцан, который был отлично наслышан о тебе и твоих повадках! — Она снова сжала его пальцы. — Но и ты тоже хорош — чуть не лопнул, стараясь проявлять осмотрительность. Ну как ты мог скрыть от меня и Сибела то, что мы должны были знать в первую очередь? Ведь никто от тебя не требовал, чтобы ты вообще язык проглотил!
— Я думал, вы меня испытываете…
— Но ведь не так жестоко! Когда я узнала что Дирцан… нет-нет, сперва доешь клубни! — она выхватила у него из рук тарелку с еще булькающим пончиком.
— Ты же знаешь: я люблю, когда они горячие!
— Я же сказала: сначала доешь обед. Тебе скоро понадобятся и сила, и выносливость, и смекалка. Ты вместе с Сибелом отправляешься в холд Набол, к Мерону на ярмарку. Так что тебе не доведется услышать, как будет петь Тильгин, — надо сказать, он здорово прибавил, — а в Наболе никто не ожидает заезжих арфистов. Правда, им в Наболе сейчас не до песен.
— Лорд Мерон еще жив?
— Жив, — Менолли с сожалением вздохнула и склонила голову на бок. — А знаешь, твои синяки окажутся очень кстати. Сейчас они такого изумительного багрового цвета, что, надеюсь, не скоро сойдут…
— Ты хочешь сказать, — жалобно заныл Пьемур, — что я бедный ученик, которого наставник нещадно лупит?
— Попал в самую точку! — фыркнула Менолли.
Поздно вечером в дверь бочком протиснулся запорошенный пылью оборванец и, тяжело шаркая, направился к постели, не спуская глаз с Пьемура. Сначала мальчик решил, что это какой-то бродяга заблудился в поисках кабинета мастера Олдайва. И тут в манерах пришельца, который сначала показался ему робким, почти испуганным, прямо на глазах появилось что-то новое.
— Сибел? — Что-то неуловимое в повадке незнакомца подсказало Пьемуру, кто это. — Неужели ты?
Запыленный бродяга распрямился и, заливаясь смехом, подошел к постели.
— Теперь я спокоен: в Наболе меня никто не узнает! Сильвину мне тоже удалось провести. Она сказала, что у тебя остались кое-какие лохмотья, которые как раз сгодятся придурковатому пастушонку.
— Почему это пастушонку?
— А почему бы и нет? Ты, парень, небось, в этом деле здорово разбираешься, — загнусавил подмастерье, подражая тягучему выговору горцев, и сразу превратился в невзрачного оборванца, недавно вошедшего в лечебницу.