Арфистка Менолли

Всю следующую неделю Менолли топила жир, не раз пожалев об отсутствии вместительного котелка. В кипящий жир она добавляла душистые травы, а потом разливала по глиняным горшкам. У мяса оказался заметный привкус рыбы — похоже, глупая птица обитала на побережье, а не в горах или на дальних равнинах. Зато остывший жир благоухал травами. Правда, Менолли подозревала, что файров не очень-то заботит, как они пахнут, — главное, чтобы шкурка перестала чесаться.

Они любили, когда Менолли смазывала их жиром, — укладывались на спинку, для устойчивости раскинув крылья, и обвивали хвостом ее руку, подставляя нежное брюшко. Пока она заботливо обрабатывала файра, он довольно гудел, когда же процедура был закончена, каждый малыш не забывал ласково потереться треугольной головкой о ее щеку, при этом в его сверкающих глазах вспыхивали радужные искры.

Постепенно девочка начала различать в каждом из девяти своих подопечных особые, присущие только ему одному черты. Маленькая королева полностью соответствовала своему рангу — во все вникала, всех подгоняла, словом, была такой же властной и требовательной, как морской правитель. К словам Менолли она прислушивалась. Как, впрочем, и к старшей королеве. Но остальных и в грош не ставила, от них же требовала полного подчинения. Непокорных ожидала суровая взбучка.

Еще в стае были два бронзовых, три коричневых, голубой и две зеленых. Менолли жалела голубого — остальные его сторонились, а иногда и тиранили. Двое зеленых то и дело что-то сварливо ему выговаривали. Она назвала его Дядюшка, а зеленых — Тетушка первая и Тетушка вторая; вторая была чуть поменьше первой. Один из бронзовых — тот, который посильнее, — предпочитал доставать из-под камней моллюсков, второй ловко нырял за морскими звездами. Они получили имена Крепыш и Нырок. Коричневые были так похожи друг на друга, что долго оставались безымянными. В конце концов Менолли заметила, что самый крупный из этой тройки засыпает при первой же возможности, и назвала его Лентяй. Второй стал Кривлякой, поскольку во всем подражал остальным, а третий — Рыжиком: никаких особых качеств он так и не проявил.

Маленькая королева звалась Красоткой — так оно и было, к тому же она постоянно охорашивалась, и ее тонкая золотая шкурка требовала больше внимания. Она старательно чистила зубами коготки, слизывала с длинного хвоста невидимые пылинки, наводила блеск на шейный гребень, полируя его о песок и траву.

Сначала Менолли разговаривала с ящерицами, просто чтобы слышать звук собственного голоса. Но потом стала обращаться к ним потому, что они явно понимали ее слова. Да-да, все говорило о том, что слушают они вполне осмысленно: стоило девочке замолчать, как они начинали гудеть или курлыкать, как бы прося ее продолжать. А уж пение и игра на свирели приводили их просто в неописуемый восторг. Нельзя сказать, что они попадали точно в лад, но каждый раз, когда Менолли начинала играть, файры вторили ей тихим мурлыканьем.

Глава 8

Бронзовые крылья

Небеса закрыли.
Голубой, зеленый —
Бой ведут драконы.
Пламя изрыгают,
Нить дотла сжигают.
Дело всадника — летать,
В небе Нити побеждать.

Так случилось, что Алеми вместе с Эльгионом отправились на парусной лодке к Драконьим камням, чтобы поискать там неуловимых файров. А все дело в том, что спустя несколько дней после появления в холде Н'тона молодой моряк сломал ногу, — огромный вал швырнул его прямо на рубку судна. Они уже возвращались в гавань, но из-за высокого прилива поднялось неожиданное волнение. Янус принялся было ворчать: Алеми, такой опытный моряк, и так оплошал, но Мави успокоила его — зато появился удобный случай проверить, как проявит себя первый помощник Алеми в роли капитана, — ведь в Корабельной пещере как раз достраивают новый баркас.

Поначалу Алеми держался молодцом, но, провалявшись несколько дней в постели, приуныл. Мави так надоели его жалобы, что, как только опухоль спала, она вручила ему костыль, хотя и собиралась сделать это никак не раньше, чем через неделю, и заявила, что если сын еще и шею сломает, пусть пеняет только на себя.

Но Алеми был осмотрителен — по узким, темным закоулкам холда он пробирался медленно и осторожно, стараясь по возможности держаться более широких переходов и освещенных пространств.

Передвигаться он кое-как мог, но занять себя юноше было нечем, особенно, когда флотилия уходила в море. Скоро его привлекли звуки музыки — детвора вместе с арфистом разучивала новую балладу. Завидев Алеми, Эльгион приветливо помахал ему рукой, приглашая войти. Если ребятишки и удивились, услышав присоединившийся к хору баритон, то вида не подали, только украдкой покосились на Алеми — слишком велико было их уважение к арфисту.

Молодой рыбак искренне наслаждался уроком. Оказалось, что слова и мелодию он запоминает ничуть не хуже юных учеников. Он даже слегка пожалел, что занятия так быстро окончились.

— Как твоя нога, Алеми? — спросил арфист, когда класс опустел.