Аргентинский архив №1

Аргентина. Вилла Каса Нуэстра. 10 января 1951 года.

С раннего утра Уолш был занят тем, что долго и нудно оправдывался перед директором разведывательного управления за свои последние деяния. Пришлось рассказать всё: от поисков немцев до захвата английского фотографа и его устранения Мартином. Редрик прямо спинным мозгом чуял, как на другом конце радиоволны новоиспечённый Главный Шпион зубами скрежещет от невыполнимого желания немедленно, вот прямо сейчас свернуть старине Уолшу шею…

По большому счёту, было за что. История с фотографиями привела, шаг за шагом, к гибели сначала самолёта, а затем и двух не самых последних в иерархии работников посольства. Если бы он решился воспользоваться традиционными способами передачи информации, всего этого можно было бы избежать. Но, учитывая степень важности материалов и их несомненную «топовую[70]» секретность, он поступил единственно возможным способом. Уолш постарался донести по возможности всё это до сознания своего начальства.

После завершения его протяжённого монолога через небольшую паузу со стороны североамериканского континента долетело:

— Надеюсь, вы всё сделали правильно, Редрик. Мои люди, прибывшие с комиссией ФБР, оценят степень важности тех фотографий и захватят их с собой в Вашингтон. Вы действительно не можете мне сейчас сообщить, кто или что там такого изображено?

— Нет, сэр, это невозможно, передача может быть перехвачена. Как и шифровка. Поэтому остановимся пока на этом. Наберитесь терпения, скоро ваши люди доставят вам всё в полной сохранности.

— Надеюсь, надеюсь, Уолш… Здесь всё управление на ушах стоит, по три раза на дню звонит Президент, требует отчёта и, кстати, вашу голову. Я пока сдерживаю его натиск, но на фоне наших потерь в Корее настроение Папы не улучшается. Долго испытывать его терпение я не смогу.

Уолш вздохнул:

— Я понимаю, сэр. Всё будет сделано, сэр.

— Надеюсь, — прошелестел издалека директор, и связь прервалась.

Уолш отложил наушники, поднялся с плетёного кресла, стоявшего перед длинным столом, на котором, кроме мощной радиостанции армейского образца стояла укрытая жёстким чехлом небольшая криптомашина — шифровальный агрегат по типу знаменитой «Энигмы», несколько усилителей мощности и здоровая кофеварка, больше смахивающая на марсианский боевой треножник их «Войны миров», у которого поотрывали лапы. Нечто подобное Редрик видел как-то на иллюстрациях к знаменитому роману Уэллса в старой серии комиксов.

Итак, начальство отложило экзекуцию до получения более полных сведений. Мой Бог, да мы же здесь торчим уже скоро как год! И, если не считать этих поистине фантастических фотографий, ни на йоту не продвинулись в поисках этих грёбаных физиков…

Вчера Мартин под вечер проник в квартиру этой британской потаскушки, обретающейся подле Эвиты Перон. Он надеялся, что этот её дружок-фотограф оставил там какие-то другие негативы, нечто, могущее бросить свет на то, где теперь искать этих треклятых немцев. Но. Увы, всё оказалось бесполезным. В квартире Кроуфорд либо ничего ценного не держал, либо успел всё подчистить. Пара носовых платков и несколько пустых кассет из-под плёнки не в счёт. Мартину показалось, правда, что в квартире недавно кто-то побывал. Но предположения так и остались предположениями. Сам он никого не встретил, дверь на чёрный ход оказалась если и не заперта, то просто заколочена. В общем, ещё одна нить оборвалась.

Тщательное изучение фотографий позволило с относительной точностью определить, где проводились съёмки. Они вместе с Розенблюмом искатали весь тот отрезок побережья, даже нашли почти наверняка ту самую точку, откуда Кроуфорд производил фотографирование. Но ни самого объекта съёмки, ни места его примерного обитания они обнаружить не смогли, как не старались. Местные жители попались крайне несговорчивые, посторонних никто из них не видел, с незнакомцами разговаривать категорически отказывались. Оставалось надеяться на те связи Хопкинса в местной полиции, о которых он говорил накануне.

Уолш подошёл к окну, раздёрнул портьеры, впустив в комнату полуденное солнце. Он по природе своей был оптимистом, но чувствовал, что его оптимизма хватит ненадолго. Нужен был прорыв. Крутой. Реальный. Резкий. Иначе его карьере придёт полный «капут», как любят говорить немцы. Он собирался было запустить в дело кофеварку-монстра, когда в комнату ввалился вчерашний эмиссар из Вашингтона, этот самый загадочный мистер Салливан.

Он с порога гаркнул хрипло:

— Уолш, рога трубят! Вы снова в обойме! Вот, смотрите…

Он подошёл к Редрику и грохнул перед ним на стол фото какого-то хлыща с девочкой.

Уолш взял фотографию, некоторое время всматривался в изображённых на ней людей, потом перевёл взгляд на сияющую физиономию Джона Салливана:

— И что я должен здесь разглядеть?

Салливан хохотнул: