Аргентинское танго

— Так же, как и ты, — ответила она, продолжая с ослепительной улыбкой смотреть в зал, посылая свободной рукой грохочущему залу воздушные поцелуи. — Ведь мы уже станцевали с тобой болеро, Ванька, это же танец смерти, мы станцевали войну и смерть, и она же нам с тобой уже не страшна, правда?

КИМ

Я шел туда, к ней за кулисы, и, сцепив зубы, думал про себя: я же профи-убийца, Мария, родная, я же профи-киллер, я же попадаю в цель с тридцати, с пятидесяти, со скольки хочешь шагов, я же набил себе и руку, и глаз, я не промахнусь, я, если понадобится, я… Я-я-я, что ты затвердил это, как попугай! Как тот, синий попугай, что сидит в золоченой клетки у этой… у знаменитой гадалки Москвы, у той, чьей рекламой забиты все супермаркеты и автобусы, все метро и все вокзалы, все бары и все казино… Я не синий попугай ара. Я простой киллер, бывший биатлонист, чемпион Европы и мира, олимпийский чемпион, продавшийся дьяволу за хорошую копейку, и я не промахнусь. Я не промахнусь в любом случае.

Мария, я иду к тебе, чтобы забрать тебя — от них.

Я заберу тебя в любом случае. У нас с тобой есть выход.

Наш выход называется так: ВЫХОДА НЕТ.

Нет выхода — ведь это тоже выход. Но со знаком минус.

Многие не понимают этого. Я это понял.

Я заберу тебя, Мария, я унесу тебя к себе. В наше одиночество. Туда, на Славкину дачу. Живую — или мертвую. И там, рядом с тобой, мне будет легче. Мне будет легче сделать это с собой. Моя белокурая женушка не будет обо мне сильно плакать. Я был для нее в жизни источником хороших киллерских денег, не больше. А мужчиной и мужем я для нее был плохим. Девочки? Девочки поплачут немного, потом вырастут, и у них будет своя, взрослая женская жизнь. Я обеспечил им жизнь — безбедную молодость, по крайней мере, ибо я не Бог и не знаю, что там дальше будет с миром и с нашей страной.

Я вырву тебя. Я увезу тебя отсюда.

Я увезу тебя отсюда навсегда.

Выход есть всегда. Он всегда есть: вовне. В беспросветный мрак под ногами. В живую тьму, в бездну над головой.

ЛОЛА

Где-то далеко, за анфиладой комнат, горел яркий бешеный глаз телевизора. Телевизор у меня в каждой комнате, но я, будто от страха, будто от сглаза, включила его в той, самой дальней комнате своей необъятной квартиры. Там, в телевизоре, прыгала и плясала Мария. Моя подруга. Цыганка, такая же, как и я. Испанка — это значит цыганка. Это всегда цыганка, как ни крути и куда ни падай. Солнечная кровь, дерзкая улыбка, смуглые щеки, волосы черные, как южная ночь, смолой текут на плечи. «Ручку дай, погадаю!.. Денежку дай, какую не жалко…» Мы одной крови, я и она. Поэтому я ее всегда боялась. И никогда ей этого не говорила.

Далеко пылает цветной экран. Я не буду смотреть в него. Я и без него знаю, что будет.

Руки мои на темно-бордовой скатерти — слишком смуглые, будто вымазанные шоколадом. Будто бы я мулатка. Огненно-алый перстень горит на безымянном пальце — вместо обручального кольца. Я никогда не была замужем и не буду; гадалка не должна выходить замуж. Ее жизнь слишком страшна, чтобы быть семейной. Гадалка не принадлежит никому, кроме Бога.

Или — дьявола.

Я вижу… Боже, черт возьми, что я вижу…

Руки нервно тасуют карты. Руки лихорадочно раскладывают на столе, рубашками вверх, гадальные карты Тарокк, и сейчас я переверну их и узнаю, правда ли то, что я вижу, закрывая глаза. Мои глаза! Вы видели в жизни многое. Мой Третий Глаз, ты видишь в жизни все. И это так страшно. Но ведь я не смогу сама выколоть тебя, Третий Глаз. Ты дан мне отроду, и что я, смуглая толстеющая богатая баба, смогу сделать с тобой? И кто такая я стану — без тебя?

Я закрываю глаза. Я вижу Третьим Глазом — ее.

Ее, бездыханную, но с глазами, открытыми в черное, метельное небо.

Я вижу ее, мертвую, на руках у этого убийцы. У ее хахаля. У того, кого она все никак не могла забыть. У отца ее партнера. Вот связалась девка, как черт с ладаном! Зачем, зачем?.. Она сказала мне, забежав ко мне на чашечку гадального крепкого кофе: «Ты знаешь, Лолка, за такую любовь не платят деньги. Такую любовь не вымаливают у Бога. Такой любовью не клянутся и ей не радуются. Он такой любви бывают самые красивые на свете дети, а те, кто так любит, те — умирают». Я похохотала, пожала плечами: скажешь тоже, подруга!..

Я вижу ее, мертвую. И я ничего не могу поделать с моим Третьим Глазом. Он видит.

Она убита? Она убита.

Кем? Когда?!

Когда это произойдет? Сейчас? Сразу после шоу? Или назавтра? Или месяц спустя? Я не знаю. Господи, как горят щеки! Попугай, синий ара с красной головкой, ты совсем дурак, что ли, что молчишь, сказал бы хоть слово!.. Молчит. Он не видит. Или — тоже видит, вместе со мной?.. Глупая птица, ты зачем закрыла глаза?.. Переворачиваю карты. Господи, смерть! Смерть, с косой! Скелет в черном монашеском плаще! Ты танцуешь… что ты танцуешь?.. погребальный старинный танец, чакону, сарабанду, павану?!..