Аргентовские

— Лаешься… — проворчал стрелочник. — Небось будешь лаяться… Какие-то люди стрелку перевели. Намедни было и — опять. Двое. Шумнул — они бежать. А патруля черти с квасом съели.

— Куда побежали?

— Туда. За пакгауз.

— Киприянов, сигнал!

Стоявший позади фельдфебеля солдат вскинул винтовку и выстрелил. У деповских ворот тотчас вспыхнул свет, заметались тени. Подпольщики не предполагали, что находятся вблизи засады. Они бросились бежать вдоль состава, потом по тропке свернули на Омскую улицу. Костя в темноте оступился и грохнулся поперек колеи. Масленка дребезжа отлетела в сторону. На звук раздалось несколько выстрелов, послышались голоса и топот кованых сапог. Костя метнулся под вагоны стоявшего в тупике порожняка. Мимо пробежал человек. Резанул выстрел. Клюнув чугунный скат вагона, пуля рикошетом пошла в сторону. Это подхлестнуло Костю. Он выскочил из своего укрытия, забрался на вагон и, прижавшись к вентиляционным трубам, осмотрелся. На станции то там, то здесь мелькали огни фонарей, перекликались люди. Со стороны Челябинска, ярко освещая путь, прибывал товарняк. Его встречала большая группа военных. Да, контрразведка не спит…

Репнин в своей будке срочно навел порядок: выплеснул из кастрюли воду, отвернул топором половицу, ссыпал в подполье песок. Принялся вязать фитиль.

На рассвете появился Костя. Хромающий, продрогший, он едва волочил ноги. Репнин встревожился:

— Зачем сюда?

Костя потупился и, с трудом ворочая языком, прошепелявил:

— Чуть не окочурился… На крыше вагона часа четыре лежал.

Больше всего Костя огорчался тем, что поддался страху и, не помня себя, залез на вагон. Быть может, это и спасло его, но… на душе горько и тяжело.

На раскаленной докрасна печке-буржуйке в большой алюминиевой кружке закипела вода. Варфоломей Алексеевич заварил чай, дал ему постоять, налил Косте в черепичный стакан.

— Выпей и…

Костя понимающе кивнул.

Помолчали.

Затем Костя, простуженно кашлянув в кулак, спросил грустно:

— Что, отвоевались?..

Репнин удивленно глянул на него: таким он видел Костю впервые. Огладив рыжую бороду, ехидно ухмыльнулся:

— Отвоевались, говоришь?..

Костя промолчал.

— Наш взводный говорил: «Паника — злейший враг солдата…» Какая разница, где «обрабатывать» поезда — в Кургане или, скажем, в Юргамыше?

Костя хлопнул себя по лбу:

— Верно! Как же это я сразу-то?..

Почти неделю жила и «работала» группа подпольщиков на станции Лебяжья — Сибирская, затем перебралась в Зырянку. Контрразведка сбилась с ног в поисках диверсантов, но безуспешно.

В середине марта Репнин дал команду вернуться в Курган.

ГЕРОИ НЕ УМИРАЮТ

В первый же вечер Костя решил навестить мать. И на темной улице еще не уснувшего города натолкнулся на вывернувшийся из-за угла комендантский патруль. Костя отпрянул назад и махнул через забор. Вслед бабахнуло два запоздалых выстрела. Но Костя был уже далеко от злополучного места. Забравшись на крышу чьего-то сарая, минут двадцать лежал не шелохнувшись. До слуха доносился только лай собак да ледяной перезвон тополевых веток над головой.

Осторожно спустившись вниз, Костя стал пробираться на Александровскую огородами. И опять не повезло. Перескочив высокий заплот своего двора, заметил на крыльце соседнего дома человека. Сделал вид, что очутился здесь случайно, открыл калитку и вышел на улицу. Прислушался. Кажись, хлопнула дверь. Не дай бог, если это сам Осип Кузьминых! А кому больше? Кроме него в семье Кузьминых мужчин нет.

Костя представил себе тучного хозяина флигеля, в котором жили Аргентовские: бегающие мышиные глазки, круглый, как арбуз, живот. Этот не упустит случая, чтобы выслужиться. Наверняка стоит за притолокой окна, наблюдает за домом Аргентовских. Это с его «легкой руки» отец попал в концлагерь. «Погоди, за все рассчитаюсь…» — скрипнул зубами Костя и направился вдоль улицы. Переждав минут двадцать, огородами пробрался к дому, легонько стукнул в окно, поднялся на крыльцо.

В сенях послышался голос Наташи:

— Кто там?

— Свои, — дохнул в притвор Костя.

Анна Ефимовна уже хлопотала на кухне. Запахло квашеной капустой и щами.

Сняв рукавицы, Костя обнял мать. Из распахнувшейся двери в горницу на шею к нему бросилась Тоська, младшая сестренка.

Подолом фартука Анна Ефимовна осушила повлажневшие глаза, участливо спросила:

— Замерз?

— Немного, маманя.

— Ну, как вы там, сынок? Наташка ничего не сказывает…

— Все хорошо, маманя. Правда, Серега Богданов щеку приморозил. Зато дали каппелевцам! Поезд с войсками под откос пустили. Что было! — прижавшись к железной обшивке голландки, Костя увлеченно рассказывал: — Разобрали полотно, ждем. Вдруг огонек блеснул — Серега сигнал подает: пассажирский следует. Хитрят каппелевцы. Ну и мы не лыком шиты — снова костыли в шпалы, сидим. Прошел спокойно. А вскорости военный эшелон показался. Костыли выбили, два пролета рельс в сторону, а сами — ходу.

— Тебя никто не видел? — обеспокоенно спросила Наташа. — На прошлой неделе с обыском приходили…

— Кузьминых на крыльце стоял. Но я его перехитрил, кажется.