Аргонавт

«Буквы писать? Не смешите меня – кто в современном мире пишет? Пусть приходит с лаптопом! Лучше пусть учит английский, чем шатается по улицам, лоботряс…»

И людям это нравится – чтобы с ними так резко говорили; все четко, все ясно: «Тридцать пять евро в месяц за ребенка, родитель получает скидку до пятидесяти. Два ребенка – двадцать пять, родитель – сорок. Два раза в неделю. Заниматься чаще в наше перегруженное информацией время просто нет смысла!»

Они подчиняются, раскрывают кошельки – только наличные, всех устраивает, приходят сами и присылают детей.

– Я одна не справляюсь. Мне нужен секретарь. Я не могу разорваться. Думай скорей!

Когда Зое нужно было, чтоб ее подменили, она всех изводила, с ней должны были считаться и идти на подмену, а когда к ней обращались с просьбой, никому не помогала.

И вкус дурной, и такта никакого. Водит просто безобразно. С ней страшно ездить. Иногда Зоя не включала поворотники, и когда Лена заметила ей, та рассмеялась и сказала: «Да зачем? Никого рядом нету. Зачем показывать? Для кого? Странная ты…» (Лена давно заметила, что дурной тон и плохое вождение как-то связаны.)

Дома у них всегда беспорядок, грязно. Ругает дочку: носит неглаженное, сапожки нечищенные, в тетрадках полный бардак. Так ведь вся в мать!

Пусть позвонит. Посмотрим, что он ей ответит.

Дала номер. Зоя поблагодарила, записала, перевела разговор (намеренно явно):

– А ты со своим малышом уже говоришь по-английски? Нет? А зря… Хотя как сказать… Когда я начинала с Элькой, ей было четыре, и она все время просила: говори, как я, не хочу как ты, – а я все равно продолжала и вот, на свою голову научила, она теперь говорит раз в десять свободней, чем я. И дело не в том, что я такая дура, и не могу, как она, просто она свободней меня внутри, и она все время в чатах и с кем-нибудь на скайпе. Ну, ты же знаешь, как к ним все это быстро пристает, язык же липнет. Она в английском как рыба в воде, так же как и в своем времени, понимаешь? Это даже не психолингвистика. Это что-то хуже – хуже для нас, конечно. Это то, о чем говорил Ирвин, помнишь? Промышленная революция: новые технологии – новое мышление. Только тогда дети по шестнадцать часов простаивали за станком, а теперь они в планшетках, в соцсетях, в смартфонах… Это уже не тот английский, что мы когда-то учили, совсем не тот, тут какой-то новый суржик нарождается, язык нового времени. Нам уже не понять. Мы старомодны, мы отстали. Я, знаешь, иногда себя ощущаю так же, как те старые училки, с которыми мы начинали в «Вербе», помнишь, какие они были беспомощные? Помнишь, как путались в компьютерных программах, как просили с фотика перенести в «Пиказу» и не врубались, как пользоваться флешкой? А с каким ужасным акцентом они говорили и как смотрели на нас? Теперь я себя чувствую так же… не совсем, но почти… Мы уже никогда не станем частью этого времени – мы будем только отставать…

(Аэлита обнаружила, что английский помогает преодолеть иерархию в семье, она чувствовала, что ее английский каким-то сказочным образом устраняет возрастные рамки, и старалась говорить с немыслимой для матери изощренностью; Зоя понимала, что дочь наслаждается своим превосходством, и злилась, но чаще обижалась.)

– Такая вредная стала, курит, ругается матом, сидит с таким видом: я бы вас точно всех перестреляла. Или лежит целый день, в блокнот пишет. Еще появилась новая дурацкая привычка: уткнуться в смартфон, когда с ней разговаривают…

– С этим ничего не поделаешь.

– Ладно, – сказала Зоя, с мстительностью копая пирожное, – посмотрим. Я и ее втяну.

– Да?

– А что, пусть попробует. Нечего просто так языком молоть. Молодая, симпатичная, выглядит на все двадцать. Почему нет?.. Детей любит – пусть малышней займется!

Как она просто это сказала!

Я не обязана обо всем этом думать.

Лена устала.

Надо идти. Чужие люди. В том-то и дело: чужие люди.

Она встала. Голова закружилась. Она сделала глубокий вдох и пошла… Мимо пруда, цветов. По тропинке. Все вокруг как в тумане. Солнечный свет дразнит глаза. Тень подъедает предметы (чем ярче свет, тем жирнее тень). Листья шуршат под ногами. А ветер набегает уже пронизывающий, по-настоящему осенний. Высокие каштаны неслышно поводят ветвями, будто подгоняя.

Год выдался ужасный, Лена. Он истощил всех нас и еще не раз нам аукнется (история не простит). И ты, и я, мы все – устали, черт возьми. Нужна передышка. А откуда ей взяться? Все время расписано по дням недели, оно все ушло в календарь, за пределы этой клетки не выйти, и в каждой – позорная война, смерти, кровь, дым, стыд. Огромная машина, которая давит людей. И ты ничего с этим не можешь сделать, как не можешь остановить каток. Бессилие. Стоит задуматься, как тебя повязала усталость, сплела паутину, напустила дурману, и ты, как в коконе, ждешь чего-то: очередной гадости, каких-нибудь жутких событий, убийства или покушения на убийство, перепалки между министрами, грозовых вестей с Востока…