Аргонавты 98-го года. Скиталец

— Нет, вы ничего не можете сделать. Вы были слишком добры все время. Вы единственный на пароходе, который был добр ко мне. Многие смотрели на меня. Вы ведь знаете, как мужчины смотрят на бедную беззащитную девушку, но вы совсем другой, вы благородны, вы искренни. Я видела это по вашему лицу, по вашим глазам. Я знала, что могу довериться вам. Вы были сама доброта для девушки, и я никогда не смогу отблагодарить вас.

— Полно, не говорите о благодарности, Берна, вы не знаете, каким счастьем для меня было помочь вам. Мне жаль, что я так мало сделал. О, я намерен быть искренним и откровенным с вами. Те немногие часы, которые мы провели вместе, заставили меня желать большего. Я одинокий бродяга. У меня никогда не было сестры или девушки-друга. Вы первая, и это было для меня, как внезапный солнечный свет. Так вот не могу ли я быть действительно на самом деле вашим другом, Берна, другом, который много сделал бы для вас? Дайте мне сделать что-нибудь, что бы то ни было, чтобы показать, как серьезно я понимаю это». — «Да, я знаю. Так вот вы мой друг, мой истинный друг уже теперь». — «Да, но, Берна. Завтра вы уйдете и, возможно, мы никогда больше не увидим друг друга. Что толку в этом». — «Так чего же вы хотите. Мы оба сохраним воспоминания, очень нежные, милые воспоминания. Не правда ли? Верьте мне, так будет лучше. Вы не захотите иметь что-нибудь общее с такой девушкой, как я. Вы ничего не знаете обо мне и видите, с какими людьми я еду. Может быть, я такая же скверная, как они». — «Не говорите так, Берна, — возразил я решительно. — Вы воплощение добра, чистоты и прелести». — «О, вовсе нет. Во всех нас хорошее смешано с дурным, но я не так уж плоха. Во всяком случае с вашей стороны очень мило так хорошо думать обо мне. О, если бы я никогда не отправилась в это ужасное путешествие. Я не знаю даже, куда мы едем. И мне страшно, страшно». — «Полно, маленькая девочка». — «Да, я не могу сказать вам, до чего мне страшно. Край такой дикий и пустынный, мужчины похожи на грубых животных, а женщины, ну женщины еще хуже. И тут мы среди них». — «Но, Берна, если дело обстоит так, почему бы вам с дедушкой не вернуться обратно. Зачем вам ехать?» — «Он никогда не вернется назад. Он будет пробираться вперед, пока не умрет. Он знает только одно слово по-английски — это «Клондайк, Клондайк». Он повторяет его тысячу раз в день. Ему мерещится золото блестящими грудами и он будет стремиться и бороться, пока не найдет его». — «Но не можете ли вы вразумить его?» — «О, это бесполезно. Ему было видение. Он похож на помешавшегося человека; он думает, что избран свыше и что ему откроется великое сокровище. Вы можете с таким же успехом вразумить камень. Все что я могу сделать — это следовать за ним и заботиться о нем». — «А как насчет Винкельштейнов?»

— О, это они причина всему, это они воспламенили его воображение. У него есть немного денег, сбережения всей жизни, около двух тысяч долларов; и с тех пор, как он приехал в эту страну, они все время стараются получить их. Они содержали маленький ресторан в Нью-Йорке и убеждали дедушку вложить свое состояние в это дело. Теперь они пользуются золотом, как приманкой, чтобы завлечь его туда. Они ограбят и убьют его в конце концов. Самое ужасное то, что он не алчный. Он хочет этого не для себя, а для меня. Вот что разрывает мое сердце». — «Вы, наверное, ошибаетесь, Берна. Они не могут быть такими скверными». — «Говорю вам, что они скверные люди. Муж, червяк, а жена воплощенный дьявол. Она сильна и неукротима в ярости, а когда напивается, это просто отвратительно… Я достаточно знаю это, ибо жила с ними в течение трех лет». — «Где?» — «В Нью-Йорке. Я приехала из Старого Света к ним. Они дали мне сначала место в ресторане. Затем немного спустя я получила работу в мастерской готового платья. Я была проворна и ловка и работала с утра до вечера, я посещала вечернюю школу и читала до боли в глазах. Говорили, что у меня есть способности. Учитель хотел, чтобы я доучилась и сделалась сама учительницей. Но об этом нечего было думать. Я должна была зарабатывать на жизнь и осталась в мастерской, работая без устали. Затем, когда я скопила несколько долларов, я выписала дедушку. Он приехал и мы зажили по-семейному и были очень счастливы некоторое время. Но Винкельштейны никогда не давали нам покоя. Они знали, что у него было скоплено немного денег и у них чесались руки от желания завладеть ими. Муж рассказывал нам всегда о способах быстрого обогащения, а она старалась запугать меня самым ужасным образом. Но я не боялась в Нью-Йорке. Здесь другое дело. Все вокруг так мрачно и зловеще. Я почувствовал, как она содрогнулась.

— О, Берна, — сказал я, — не могу ли я вам помочь?

Она грустно покачала головой.