В путь она отправлялась вместе с двумя подругами по учительскому колледжу: обе славные, добропорядочные девушки – и не беда, что их успехи в истории и литературе были намного скромнее достижений мисс Уинчелси. И та и другая безоговорочно признавали ее превосходство и смотрели на нее снизу вверх – вопреки своему преимуществу в росте, предполагавшему взгляд сверху вниз. Мисс Уинчелси заранее предвкушала, как «расшевелит» их – расширит горизонты их исторического и эстетического восприятия, заразит их собственным энтузиазмом. Подруги уже заняли места в вагоне и, стоя у двери, возбужденно приветствовали ее. Критически оглядев их, мисс Уинчелси сразу заметила, что Фанни подпоясалась слегка «туристическим» кожаным ремешком, а Хелен нацепила саржевый жакет с накладными карманами, мало того – засунула в них руки. Она не стала портить им настроение ироничными намеками, уж очень обе были довольны собой и предстоящей экспедицией. Когда первые восторги улеглись (Фанни выражала их несколько простовато и чересчур шумно, на разные лады повторяя: «Подумать только! Мы едем в Рим, боже мой, – в Рим!»), подруги переключили внимание на попутчиков. Чтобы никто из посторонних не сел к ним в купе, Хелен заняла оборону на ступеньке перед входом[115]
, а мисс Уинчелси выглядывала наружу поверх ее плеча и вполголоса отпускала короткие язвительные замечания по адресу стекавшейся на платформу публики; Фанни хохотала.Надо сказать, что путешествовали девушки не сами по себе, а с большой группой туристов, которых отправило в турне бюро путешествий Томаса Ганна: четырнадцать дней в Риме за четырнадцать фунтов. Разумеется, они не входили в число тех, кто ехал под присмотром сопровождающего, или «групповода», – мисс Уинчелси позаботилась об этом; и тем не менее они путешествовали с группой, потому что так было удобнее. Их спутники представляли собой диковинную, пеструю и невероятно забавную толпу. Полиглот-сопровождающий в костюме из толстой материи в черно-белую крапинку – громогласный, краснолицый, чрезвычайно активный малый с непропорционально длинными руками и ногами – без конца выкрикивал какие-то объявления. Перед очередным воззванием к народу он выпрастывал руку в сторону и преграждал движение, заставляя напиравшую толпу дослушать его спич до конца. В другой руке он держал охапку бумаг, билетов и талонов. Его подопечные, похоже, распадались на две категории: одну составляли те, кого он хотел, но не мог отыскать, другую – те, кто совершенно его не интересовал, но непрерывно удлинявшимся хвостом ходил за ним по платформе взад-вперед. Представители второй категории считали, вероятно, что их единственный шанс попасть в Рим заключается в неотступном преследовании групповода. Резвее всех за ним бегали три старушки, и в конце концов их настойчивость так его допекла, что он загнал их в купе и строго-настрого приказал больше на платформе не появляться. В оставшееся до отхода поезда время одна, две или все три их головы высовывались из окна и жалобно справлялись о судьбе какой-нибудь «плетеной корзиночки», стоило ему на секунду возникнуть в поле их зрения. Были там и другие занятные персонажи. Например, низенький коренастый господин с низенькой коренастой женой, затянутой в блестящий черный атлас. Или старичок с внешностью почтенного трактирщика…
– Этим-то
А вон сразу два викария: один очень длинный – с очень маленькой соломенной шляпой на макушке, другой очень короткий – с длинной треногой для фотоаппарата. Фанни долго смеялась над этой диспропорцией. Потом девушки услыхали, как кто-то окликнул кого-то: «Снукс!»
– Надо же, Снукс! – удивилась мисс Уинчелси. – Я всегда думала, что это имя придумали писатели. Давайте угадаем,
Перебрав присутствующих, они сошлись на упитанном и бойком коротышке в широком клетчатом костюме.
– Если он не Снукс, то по чистому недоразумению, – подытожила мисс Уинчелси.
Но тут групповод раскусил хитрую тактику Хелен и немедленно принял меры.
– Пять свободных мест! – зычно крикнул он, сопроводив свое объявление переводом на язык пальцев.
И в следующую минуту к ним в купе ввалилось семейство – мать, отец и две дочери, все в сильном возбуждении.
– Сейчас, мам, дай-ка я… – сказала одна из дочерей, чуть не сбив с головы матери капор в неуклюжей попытке водрузить баул на багажную полку.
Мисс Уинчелси была невысокого мнения о людях, которые создают вокруг себя шум и толчею, а к матери обращаются «мам».
Пятым к ним присоединился молодой человек, путешествующий в одиночку. Мисс Уинчелси одобрила его одежду – ни малейшего налета «туристичности». В одной руке он держал небольшой элегантный саквояж из хорошей кожи приятного оттенка с парой наклеек, которые свидетельствовали о посещении Люксембурга и Остенде; через другую руку было перекинуто легкое пальто; его башмаки, хоть и коричневые, никто не назвал бы вульгарными.