Аргонавты Времени

Помню, как вскочил на ноги, подошел к перилам и встал возле нее. Она положила белую руку мне на плечо и указала на громады песчаника, подернутые румянцем рассвета и словно пробуждающиеся к жизни. Но сперва я полюбовался, как лучи солнца ласкают очертания ее щек и шеи. Как описать то, что мы видели перед собой тогда? Дело было на Капри…

– Я тоже там бывал, – заметил я. – Поднимался на Монте-Соларо и пил на вершине «Веро Капри»[142] – такой мутный напиток наподобие сидра.

– А! Тогда, может, вы скажете, правда ли это был Капри, – сказал человек с бледным лицом, – я-то сам в этой жизни ни разу там не бывал. Я сейчас опишу… Мы жили в комнатке, солнечной и очень прохладной, одной из великого множества комнаток, выдолбленных в известняковом массиве какого-то мыса очень высоко над морем. Весь остров представлял собой один гигантский отель с крайне сложной планировкой, а вдали на целые мили протянулись плавучие отели и широченные платформы, на которые садились летающие машины. Все это называлось «Городом наслаждений». В ваше время ничего этого еще нет… ну то есть в наше. Конечно же наше!

Комната занимала самую оконечность мыса, так что выходила и на восток, и на запад. С востока возвышался огромный утес – может, в тысячу футов высотой, – холодный и серый, лишь с краю окрашенный ярким золотом, а за утесом открывался вид на Остров Сирен и покатый берег, подернутый рассветным туманом. На западе лежала крошечная бухта с небольшим уютным пляжем, где еще властвовала тень. Из тени отвесно поднималась гора Монте-Соларо, увенчанная, точно короной, золотым гребнем, позади нее в небе плыла белесая луна. А перед нами с востока на запад раскинулось многоцветное море, усеянное точками парусов. На востоке они были серыми, но на западе сияли тем же солнечным золотом, словно язычки пламени. А прямо под нами виднелась скала с пробитой волнами аркой. Морская синь разбивалась о скалу зелеными брызгами и пенилась вокруг, а из-под арки выходила гребная лодка.

– Знаю эту скалу, – кивнул я. – Чуть не утонул там. Она называется Фаральони.

– Фаральони? Да, она называла ее так, – ответил человек с бледным лицом. – Там случилась какая-то история… но…

Он снова потер лоб.

– Нет, забыл… Так вот, это самый первый из снов, с которого все началось. Комната, погруженная в тень, воздух, небо и моя драгоценная спутница – ее сияющее лицо, белые руки и элегантное платье. Мы сидели и разговаривали полушепотом – не потому, что кто-то мог услышать, просто все для нас было настолько внове, что мысли будто пугались претворения в слова.

Проголодавшись, мы вышли из комнаты и двинулись по странному коридору с движущимся полом, пока не оказались в большом обеденном зале, где искрился брызгами фонтан и играла музыка. Удивительно приятное место, залитое солнцем, с плеском воды и переборами струн. Мы ели, улыбались друг другу, и мне совсем не хотелось замечать мужчину за соседним столиком, который явно наблюдал за мной.

Потом мы перешли в танцевальный зал, великолепие которого не поддается описанию. Невероятно просторный, он превосходил все известные в наши времена, а высоко на галерее были вмурованы в стену старинные ворота Капри. Золотые стебли и побеги словно по волшебству вырастали из изящных колонн и затейливо переплетались под потолком, струясь рассветными лучами, а круглую площадку для танцев, сжимая в лапах светильники, обступали причудливые фигуры драконов и химер. Искусственный свет в зале посрамил бы и солнечные лучи новорожденного дня. Мы шли сквозь толпу, и люди оборачивались вслед – весь мир знал мое имя, мое лицо и что я, отбросив гордость, удалился сюда. Они с любопытством разглядывали девушку, которая шла рядом, ведь историю ее появления в моей жизни мало кто знал, да и то больше по слухам, – и мало кто не завидовал моему счастью, несмотря на позор и бесчестье, покрывшие мое имя.

Воздух полнился музыкой и изысканными ароматами, гармонией и ритмом танца. Тысячи красивых людей, пышно разодетых и увенчанных цветами, сновали по залу, толпились на галереях, отдыхали в укромных уголках. Другие танцевали под белыми статуями античных богов, торжественные процессии юношей и девушек радовали глаз. Мы тоже танцевали, и не в уныло-монотонном стиле вашей… то есть нашей эпохи, а в пьянящей радостной манере. Моя любимая в те минуты до сих пор у меня перед глазами. Сохраняя серьезность и достоинство, она все же улыбалась мне глазами и ласкала взглядом мое лицо… Музыка там совсем не такая, как теперь, – пробормотал он. – Трудно описать словами… но она бесконечно глубже и богаче, чем все, что я слышал наяву.

И вот тогда-то… когда мы закончили танцевать, ко мне подошел мужчина – подтянутый, энергичный и одетый слишком сдержанно для такого места. Тот самый, которого я заметил в обеденном зале и потом, идя по коридору, также избегал его взгляда. Но теперь, когда мы уселись в маленькой нише, счастливо улыбаясь веселой публике в сияющем зале, он подошел, тронул меня за плечо и заговорил, так что мне пришлось его выслушать. Он просил о приватной беседе.