Аргумент десантуры

«Конкуренты, конечно, но все равно, жалко ребят, не зря ведь свои мундиры носят, не то что эти мародеры с автоматами. Кто им вообще оружие выдал?» Но как сделать обвал так, чтобы не задело англичан, а еще лучше накрыло маоистов? Камешек нелегкий, сдвинуть так просто не получится, попробуй рассчитай. Десантник решил рискнуть. Он подошел к валуну, оперся на него, проверяя, надежен он или нет, размял ладони, как штангист перед рывком, резко выдохнул и налег на валун.

И вот, когда последняя британская машина проехала мимо утеса, Батяня изо всех сил уперся в камень. Его натренированные мышцы напряглись и стали практически стальными, от натуги набухли вены, а в висках сильно заколотил пульс. Еще один рывок – и все, – огромный валун, словно кара божья, со страшной силой обрушился на головы передового джипа маоистов. Вслед за ним посыпались камни помельче: это тоже постарался майор. Произошла цепная реакция: катящиеся камни увлекали за собой все новые и новые, и вскоре весь переезд был полностью завален и засыпан горной породой. Под завалами остались и несколько боевиков.

«Ну, без техники это точно не разберешь. Фуры в ловушке. Здесь они не скоро смогут проехать и теперь поедут обратно в обсерваторию. Правда, есть еще один путь – через ущелье, но там дощатый навесной мост. Туда грузовикам тоже проезд заказан». Батяня был доволен выполненной работой. Он лежал ничком на носу коршуна и осторожно поглядывал вниз на реакцию сторон. Британцы, похоже, готовы были с новой силой уверовать в Бога, даровавшего им поистине чудесное спасение от пуль чумных коммунистических псов.

Маоисты по другую сторону завала были в растерянности: что же вызвало завал? Родная природа повернулась против них или же снова этот невидимый диверсант? Они недоуменно всматривались в очертания вершин. Джунг вышел из себя. Он уже всем сердцем ненавидел и обсерваторию с ее чертовым телескопом, от которого пока одни потери, и эту китаянку с ее приказами. А ведь могли бы спокойно жечь полицейские заставы во всех пяти непальских округах, творить революцию… Он со злостью смотрел на выступающий утес. Потом, словно что-то заметив, резко вскинул базуку и дал залп по верху откоса – как раз туда, где залег майор. От попадания гранаты утес пошел трещинами и начал быстро разваливаться, падая в виде огромных обломков вниз, тем самым еще больше увеличивая завал. Батяня попытался вскочить, но земля ушла из-под его ног. Схватиться было не за что, и десантник вместе с тоннами горной породы полетел вниз…

Глава 22

Вечерело. В тропиках темнеет очень быстро, поэтому монастырь начинал погружаться в сумерки. Во дворе монастырского храма собрались все те, кто живет в обители. Они пришли из своих келий для вечерней молитвы. Не было только молодого книжника, любимца настоятеля. Но все знали, что он отправился в паломничество, да еще двое монахов, служивших приезжей госпоже, остались охранять пленника. Кто он такой, этот пленник, и что делает в стенах монастыря, большинству монахов было абсолютно безразлично. Они наблюдали за событиями, будто за течением горной реки. Сама Эйерс-Котова, желая присутствовать на экзотическом для нее ритуале, стояла рядом с настоятелем.

Настоятель едва заметно нервничал. Вечерняя молитва у буддистов – это достаточно длительная церемония. В центре двора стоял большой сосуд, наполненный цветочной водой. Монахи по очереди подходили к нему и омывали себе руки, которыми будут прикасаться к святыням, и лицо, особенно возле губ, которыми они будут произносить священные мантры. Затем они проходили через колоннаду внутрь храма, проворачивая многочисленные ритуальные бронзовые барабаны, на которых были выбиты молитвы и просьбы. Каждый поворот ритуального барабана приравнивался к однократному произнесению всех этих молитв. При прикосновении барабаны слегка поскрипывали и не очень-то легко проворачивались. Подойдя ближе к золотой статуе Будды, стоящей в центре алтаря, монахи трижды кланялись, с каждым разом опускаясь все ниже и ниже, после чего садились на колени и зажигали сжатые в руках свечи из белого воска. Вскоре помещение храма заполнилось запахом благовоний, и слегка опьяненные от дурманящих ароматов монахи погружались в привычный религиозный транс, бесконечно повторяя одну и ту же мантру: «Ом мане падмекум!» – «Слава тебе, рожденный в цветке лотоса!». Они были настолько поглощены своим молением, что даже не вздрагивали, когда капельки раскаленного воска падали им на открытые ладони. Золотой Будда осматривал сапфировыми глазами своих верных слуг и как обычно умиротворяюще улыбался. Он был счастлив.