Ариадна Стим. Механический гений сыска

– Потому что он в долгах, Виктор. Управляющий же говорил, что сахарное производство безнадежно устарело. Что цех слишком дорого переоснастить. И говорил про то, что недавно фабрика оформила крупную страховку.

Кошкину от вас лишь требовалось, чтобы в случае поджога цеха у полиции была четкая кандидатура поджигателя, а он сам остался бы в стороне. Виктор, вы сегодня сказали ему, что установили личность злоумышленника. Сегодня, в выходной день, когда на фабрике совсем никого нет. А значит, этой ночью Кошкин оставит в цеху труп Зубцовой и совершит поджог. Без сомнения, этого вполне хватит, чтобы свалить на Ирину всю вину и получить страховку.

11110

Наш локомобиль мчался через охваченный праздником город. Дымный туман искрился огнем. Жители столицы заполняли стеклянные аквариумы ресторанов и клети трактиров, махали яркими фонарями и бенгальскими свечами. Однако чем дальше мы отъезжали от центра, тем темнее становились улицы. Погасла иллюминация. Исчезли яркие дирижабли над головой. Отгремели благостные удары шестерен на колокольнях. Только пьяные силуэты еще появлялись из тьмы, шарахаясь от прожектора полицейского локомобиля.

Фабричная сторона встретила нас закрывающей небо темнотой безмолвных цехов. Заводы стояли. Единственный свет – окна рабочих бараков да местные кабаки.

Мы неслись вперед. Стук рельс был неотличим от стука моего сердца. Фабрика Кошкина черной стеной выступила из дыма, и я перевел дух – огня еще не было. Отправив локомобиль на тупиковый путь, я дернул рычаг тормоза.

Вытащив револьвер из кобуры, я еще раз проверил патроны. Пять медных, масленых кругляшков успокаивающе глядели из своих камор. Кивнув напарнице, я дернул дверь. Мы вышли в снежную ночь. Вдвоем. Дежурных агентов я так и не взял. Если гипотеза Ариадны окажется неверной, это дело нужно было оставить в тайне.

Ворота фабрики заперты, но сыскной механизм, легко щелкнув пальцами, выпустил спрятанные в них лезвия. Миг – и она с треском вырвала несколько досок.

Пробежав через двор, мы кинулись к сахарному цеху. Его ворота были широко распахнуты. За окнами метались всполохи ламп.

Поджигатели были внутри. Слышался стук топоров – люди сахарозаводчика разбивали бочки с керосином.

Не зажигая нагрудных фонарей, мы почти на ощупь двинулись вперед. Цех окутывала темнота, лишь иногда разрезаемая лучами фонарей. Одуряюще пахло керосином, гнилью и сладостями.

Металлическая рука легла мне на плечо. Ариадна указывала на мостик, перекинутый через соковарочный чан. В неровном свете фонарей там появился сам промышленник и двое его охранников, тащивших едва сопротивляющуюся фигуру. С ужасом я увидел разбитое, темное от крови лицо Зубцовой. Вот ее бросили на железо настила, и Кошкин с огромным удовольствием пнул ее в живот.

Застонав, девушка обмякла.

– Ну, готово там? – Кошкин оглянулся куда-то назад.

– Почти! – тут же раздался крик из темноты.

Сахарозаводчик облегченно обернулся к охраннику, уже достающему из-за пояса тяжелый молоток.

– Убери. Сам хочу. – Левой рукой он резко приподнял Зубцову и, убедившись, что она смотрит на него, высоко поднял над ее головой свою стальную руку. Из сервомоторов вырвался пар.

– Руки вверх! Сыскное отделение! – не раздумывая, я бросился к мосткам, вскидывая револьвер.

Кошкин отшатнулся, выпуская Ирину. Поджигатели замерли.

– Виктор? – наконец неуверенно спросил Кошкин, когда я подошел к чану. – Зачем вы здесь?

– Решил зайти на огонек, так сказать. – Я мрачно посмотрел на промышленника, а затем перевел взгляд на разбитое лицо Зубцовой.

Она так и не смогла найти сил, чтобы встать. Только смотрела на меня и, кажется, все еще не верила, что я стою здесь.

Рука еще сильнее сжала револьвер.

– Вы здесь один? – наконец спросил фабрикант, пытаясь увидеть хоть что-то в накрывшей цех темноте.

Было видно, как он судорожно обдумывает произошедшее. В голове фабриканта явно быстро щелкали цифры. Велеть охране напасть? Или сдаться и попытаться уладить все через деньги и суд?

Я еще раз взглянул на окровавленное лицо Ирины и четко произнес:

– Я здесь один. Руки вверх.

Лишних поводов сдаваться я Кошкину предоставлять не желал.

Сахарозаводчик заискивающе улыбнулся. Он медлил. Будто чего-то ждал. Я не успел повторить приказ. Сзади щелкнули курки трехстволки. В этот же момент двое поджигателей на лестнице схватились за пистолеты. Я не оборачивался, так как там, в темноте, щелчок курков потонул в стуке выдвигаемых лезвий Ариадны и нескольких быстрых влажных ударах металла по мясу.

Высокие потолки цеха заполнились грохотом револьверных выстрелов. Темнота. Машины и трубы, стоящие по сторонам. Вспышки огня. Крики людей. Я улыбнулся. Будто опять попал в духовно-механическое училище. Только в воздухе не пахнет миртом и ладаном да не чувствуется привычного веса полуторапудового защитного панциря.

Первый мой выстрел сбил одного из поджигателей, и тот с криком свалился в огромный чан. Рядом с моей щекой пролетела пуля, и я продолжил стрелять. Второй поджигатель тяжело осел к ногам Кошкина, держась за пробитую грудь.