Ариадна Стим. Механический гений сыска.

С треском и грохотом ожили механизмы, раскладывающие стыковочную мачту, вытянулись тросы, загудели машины, и воздушный корабль замер, завершая швартовку. Стукнул трап, и одетые в броню жандармы повели в здание закованных заключенных. Их было семеро. Окровавленных, перепуганно косящихся на нас солдат. По темно-зеленым мундирам зенитных артиллеристов было несложно понять, что перед нами бывшие бунтовщики.

Меня посетило нехорошее предчувствие. Оно стало еще сильнее, когда я увидел, как на лице графа, наблюдавшего за стыковкой, появилась тонкая, довольная улыбка. Появилась и тут же исчезла.

– Ну наконец-то... Ариадна. Открыть лезвия. – Короткий приказ, уже без всякой тени эмоций.

Стук металлических шариков и лязг. Длинные полосы металла блестят под солнечным светом, отражая пустое, ничего не выражающее лицо графа.

– Вижу, уже поставили новую модель. И как она? Хорошо ли заточена сталь? Что, Виктор? Отменно, говорите? – Палец в белой перчатке ложится прямо на серебристое лезвие. Граф легко проводит рукой, и перчатка тут же краснеет от крови. Ее много, ткань быстро пропитывается, не может удержать, и рубиновые капли одна за другой падают на белый мраморный пол, однако на лице графа читается болезненное облегчение.

– Отменно сделано. Что ж. Механизм прошел все испытания на сегодня? Отлично. Тогда в морг. Нужно кое-что закончить.

Ариадна повиновалась. Я тоже сразу же пошел следом. Меня охватило скверное подозрение. Оно усилилось, когда я увидел, как к Серафиму Морокову подбежал жандарм и протянул ему какие-то бумаги с гербом Военно-полевой судебной коллегии.

Шипение лифтов. Падение на самые нижние, залегающие глубоко под городом, этажи. Перестук сапог часовых. Старые стены, куда более древние, чем сама башня. Блеск стальных дверей морга. Холод. Шум воды, что течет по железным стенам, охлаждая помещение. Запах ржавчины, крови и формалина. Мертвые тела. Мертвый свет слабых газовых рожков. Мертвые взгляды инженеров, задумчиво выбирающих подходящую для опытов плоть. Новые помещения. Новые мертвецы. Стук дверей, большая комната, в которой расположились трое вооруженных жандармов и семеро окровавленных, перепугано косящихся на нас солдат-бунтовщиков

Мороков чуть улыбнулся и вновь посмотрел бумаги в руках. Ариадна стояла рядом с нами. Она не издавала ни звука, лишь ее глаза напряженно смотрели на построенных перед нами солдат.

Понимая, к чему все идет, я шагнул к графу.

– Серафим Мирославович, я не могу позволить...

Граф, однако, уже не слушал меня. Короткий приказ:

– Механизм, обнажить лезвия.

Стук. Руки Ариадны украсились сталью.

Я встал напротив нее, спешно закрывая приговоренных. Граф смотрел скорее с усталостью, чем с раздражением.

– Виктор, приговор вынесен законно. Моя машина только немного поменяет способ казни. Машина, каждому по семь ударов лезвием в грудь. Убивать на последнем ударе.

Лицо Ариадны не выразило никаких эмоций. Она направилась к солдатам, легко оттолкнув меня железной рукой. Когда до бунтовщиков оставалось лишь несколько шагов, граф остановил механизм и повернулся ко мне.

– Серьезно? – Он смотрел на наполовину вытащенный мною револьвер. – Вы в Ариадну стрелять собрались? Или вы подумали револьвер на меня направить? Вы в своем уме вообще?

Он поднял руку, останавливая своих охранников, уже вскинувших оружие.

– У Виктора был вчера крайне тяжелый день, связанный с подавлением бунта, – откликнулась стоящая к нам спиной Ариадна.

Мороков холодно посмотрел на меня.

– У всех вчера был тяжелый день. У всех. Виктор, что с вами? Вам что, солдат этих жалко? Или вы не хотите механизм свой в палача превращать? Никогда не лезьте в дела, которые вас не касаются. Или о которых вы знаете меньше чем нужно. Ладно. Пойдемте. Преподам вам урок.

Граф направился к еще одной двери, возле которой замер врач.

– Тело доктора Луччевской готово?

Я вздрогнул, услышав знакомую фамилию.

– В лучшем виде. Скоро доставят чистую рубашку и...

– Веди, не до этого.

Она лежала на холодном железном столе. Молодая. С медными волосами, струящимися почти до пола. Нагая, как и все здесь. Красивая, даже несмотря на смерть. Кем она была Серафиму Морокову, раз находится здесь? Просто знакомой? Конечно, нет. Любовницей? Или, учитывая черты ее лица... Да, почти наверняка дочь. Внебрачная дочь, судя по отсутствию следов от кольца.

Я подошел ближе. С груди уже смыта кровь, и семь коротких черточек ножевых ударов проступают особенно явно. На ладонях девушки длинные порезы. Тонкие, изящные пальцы разрезаны до самой кости.

– Серафим Мирославович, я очень сочувствую...

На лице Морокова внезапно появилась слабая улыбка, и он махнул рукой.

– Виктор, дорогой мой Виктор... Я вас привел сюда не для сочувствий. А чтобы вы получили урок. Знаете, какой она была? Очень похожей на меня. Именно поэтому я просто не мог ее выносить.

Граф снова чуть улыбнулся и погладил ее белый лоб.

– Знаете, какой ум сейчас гниет под этим черепом? Ум, который мог бы изменить наш мир. И кто знает, может быть даже к лучшему. Ей ведь со временем прочили место на самой вершине Медицинской коллегии.