Ариэль Шарон. Война и жизнь израильского премьер-министра

Израильские левые поспешили обвинить в убийстве премьера не фанатика-одиночку, а весь правый и право-религиозный лагерь, заявив, что взять в руки пистолет Игаля Амира заставили подстрекательские призывы раввинов и политические заявления лидеров «Ликуда». А наиболее яростные подстрекательские речи, по мнению левых, произносили два представителя «Ликуда» — Биньямин Нетаниягу и Ариэль Шарон. Однако после того как Шарон произнес несколько прочувствованных речей в память о Рабине и — в силу чистой случайности — как раз в эти дни вышла в свет книга его воспоминаний, в которой очень тепло вспоминал об убитом премьер-министре, пресса и видные деятели левого лагеря оставили его в покое, и весь огонь своей критики сосредоточили на Нетаниягу, стремясь делегетимировать его претензии на пост следующего премьера. Нетаниягу был объявлен едва ли не сообщником Игаля Амира, главным виновником раскола в израильском обществе.

Вскоре маятник народных симпатий, который до того зашкаливал вправо, не оставляя Ицхаку Рабину лично и партии «Аводе» в целом никаких шансов победить на ближайших выборах, качнулся влево — и тоже зашкалил. В декабре 1995 года опросы показали, что «Ликуд» и Биньямин Нетаниягу пользуются поддержкой не более, чем 30 % населения страны.

История убийства Рабина — это совершенно особая, загадочная история, в которой до сих пор вопросов куда больше, чем ответов, и здесь не время и не место об этом писать. Однако, несомненно, одно: она изменила Израиль, она позволила израильским левым на какое-то время вернуться во времена печально известной операции «Сезон» и начать откровенную травлю правых. В стране воцарилась негласная диктатура: для правых стало опасно высказывать вслух свои взгляды, рассказывать в компании анекдоты про правительство — любое неосторожное слово могло быть воспринято как «подстрекательство», любое фигуральное высказывание теперь могло быть истолковано как буквальное…

И если бы сменивший Ицхака Рабина на посту премьер-министра Шимон Перес назначил бы досрочные выборы на начало 1996 года, он бы, несомненно, одержал бы на них победу. Но Шимон Перес слишком любил власть и был излишне уверен в том, что убийство Ицхака Рабина нанесло смертельный удар по правому лагерю, чтобы пойти на такой шаг. Перес назначил выборы на 29 мая 1996 года.

В этом и заключалась его роковая политическая ошибка, которой не преминули воспользоваться Ариэль Шарон и Биньямин Нетаниягу.

Глава 14. Великий комбинатор

Выборы 1996 года проводились по новой системе, одним из инициаторов которой был молодой лидер «Ликуда» Биньямин Нетаниягу — в ходе голосования каждый избиратель должен был отдельно проголосовать за того кандидата в премьер-министры, которого он хотел бы видеть на этом посту, и за предпочитаемую им политическую партию. Однако Шарон понимал, что исход, как тех, так и других выборов зависит от единства правого лагеря, которого, как обычно, не было и в помине.

Более того — в июне 1995 года произошел раскол внутри «Ликуда». Все началось с того, что Давид Леви, все больше терявший свою популярность в партии потребовал от Нетаниягу, чтобы его сторонникам выделили 40 процентов реальных мест в списке кандидатов в депутаты Кнессета следующего созыва. Просьба эта была настолько чрезмерной, если не сказать большего, что Нетаниягу с ходу отказал Леви, после чего тот вышел из состава «Ликуда» и создал в Кнессете свою фракцию «Гешер» («Мост»).

В конце 1995 года Шарон убедил Нетаниягу, что правый лагерь может победить на выборах только в том случае, если выступит на них единым фронтом — пусть не в качестве партии, но хотя бы единого политического блока. Для этого нужно было выполнить, как минимум, две задачи — вернуть в «Ликуд» Давида Леви, которого все еще поддерживала значительная часть евреев-выходцев из восточных стран, и присоединить к нему созданную бывшим начальником генштаба Рафаэлем Эйтаном партию «Цомет» («Перекресток»).

Помня свои давние добрые отношения с Эйтаном, Шарон предложил себя в качестве посредника между Рафулем и Биби. Однако Нетаниягу предпочел, чтобы переговоры с Эйтаном вел тогда один из самых близких его друзей и соратников, выходец из Молдавии генеральный директор партии «Ликуд» Авигдор Либерман.

Шарону, таким образом, достался орешек покрепче Эйтана — Давид Леви.

Переговоры между Ариэлем Шароном и Давидом Леви начались в буфете Кнессета, и потому свидетелями их зачина стали многие журналисты, включая и автора этих строк. Нужно сказать, что это действительно было зрелище! Сначала Шарон послал своего помощника с запиской Давиду Леви, сидевшему за столиком в другом конце буфета. Видимо, в ней содержалось предложение сесть и поговорить: Леви с брезгливым видом взял в руки записку, прочитал ее и покачал головой — дескать, говорить, нам не о чем.