В начале лета 1973 года все необходимые бумаги были оформлены, и семья Шаронов переехала в новый дом, представлявший собой запущенное, разваливающееся строение из четырех комнат. Арик немедленно стал приводить эту развалюху в порядок и в июне уже принимал в ней двух дорогих гостей — Мешулама Риклиса и Самуила Закса, без которых он никогда бы не стал землевладельцем, хозяином трех смоковниц, которые на иврите называются «шикма», во множественном числе — «шикмим». Эти деревья и дали название ферме Ариэля Шарона — «Шикмим».
Забегая вперед, следует сказать, что к началу ХХ! века ферма «Шикмим» была самым крупным частным сельскохозяйственным владением Израиля, на котором располагались три роскошные виллы, многочисленные коровники, загоны для овец, конюшня, цитрусовые сады и плантации, где выращивались дыни, арбузы и различные овощи. По самым приблизительным оценкам, стоимость фермы Ариэля Шарона в 2005 году составляла 10–12 миллионов долларов.
Решив «квартирный вопрос», Арик подал прошение об отставке, что было воспринято Моше Даяном и Давидом Элазаром не без некоторого удивления — они уже решили, что Шарон будет тянуть с заявлением до конца 1973 года. Но когда Арик узнал, что на его место прочат бывшего командира танкового полка Шмуэля Гонена по прозвищу Городиш, он возмутился и заявил, что категорически против этого назначения.
— Городиш — прекрасный парень, очень храбрый солдат, — объяснил Арик. — Но бригада, точнее, даже не бригада, а полк — это его потолок. Он не сможет командовать округом и, тем более, если начнется война, не сможет командовать фронтом.
15 июля 1973 года в штабе Южного округа состоялась официальная церемония прощания его личного состава с генералом Шароном.
В тот же вечер была назначена церемония прощания Шарона с командованием округом. На этот вечер по традиции были приглашены все высокопоставленные офицеры, с которыми довелось служить Шарону, мэры городов, входящих в состав его округа, вожди дружественных бедуинских племен и — уже исключительно по инициативе Шарона — несколько журналистов. Играла музыка, официанты разносили шампанское, на столах были разложены всевозможные бутерброды… И, само собой, после множества тостов в честь уходящего в отставку начальника округа слово было предоставлено «виновнику торжества».
То, что произошло дальше, мог сделать только Ариэль Шарон, и он это сделал.
— Как вы, наверное, догадываетесь, друзья, — начал Шарон, — я ухожу из армии не по своей воле. Нет, я полон сил, у меня, слава Богу, еще работает голова, и я вполне мог бы продолжить служить стране и народу…
После этого вступления журналисты, которые уже решили, что ничего, кроме заметки в двадцать строк с заголовком «Генерал Шарон попрошался с товарищами по службе» они после этого вечера не напишут, насторожились и потянулись к своим блокнотам.
Заметив это, Арик удовлетворенно улыбнулся и продолжил:
— Да, многие хотели, чтобы я остался в армии, и просили меня об этом. Но нынешний начальник генштаба и руководство нашей системой обороны вытолкнули меня из ее рядов. Таким образом они отомстили мне за то, что я всегда говорил то, что думал; за то, что я не боялся критиковать их, когда считал, что они не правы и что принимаемые ими решения могут обернуться тяжкими последствиями для страны… Сегодня я с удовлетворением констатирую, что никогда не принадлежал ни к какой военной или политической клике внутри армии. И это значит, что мои руки чисты. И не только чисты, но и свободны. Думаю, будет только естественно, если я после ухода из армии продолжу служить родине, вносить свой вклад в ее безопасность и обороноспособность, но уже на другом поприще…
На следующий день все газеты поместили на первых полосах эту речь Шарона. И в этот же день Шарон получил от начальника генштаба Давида Элазара приглашение на прощальный банкет в его честь — это тоже было одно из ритуальных мероприятий, которыми всегда сопровождалась отставка того или иного генерала. Шарон, не раз бывавший на подобных банкетах и ненавидевший царившую там атмосферу фальши и лжи, в ответ направил Элазару короткую записку.
«Не вижу никакого смысла принимать участия в банкете в мою честь, — написал он. — Желаю вам на нем хорошо выпить и закусить. Что же касается часов, которые вы дарите всем выходящим в отставку генералам, то можете прислать их по почте».
Теперь из всего длинного ряда прощальных церемоний оставалась только одна — в самом генштабе. Она была назначена на тот же день — 16 июля.
Председательствовавший на ней Моше Даян поблагодарил Ариэля Шарона за верную службу отчизне, пожелал ему дальнейших успехов на жизненном пути, и Арик решил больше скандалов не устраивать, а проявить сдержанность.
— У меня есть только одна, последняя просьба, — сказал Шарон, когда Даян закончил говорить. — Я прошу не списывать меня до конца из армии, а оставить в запасе — чтобы в случае, если я вдруг понадоблюсь стране, я мог бы вернуться в строй и занять свое место на поле боя…