С момента их знакомства в иерусалимской гостинице «Царь Давид» в Иордане утекло уже немало воды, и в начале 70-х годов Арик стал частым гостем в маленькой, обставленной старой мебелью квартирке Бегина в Тель-Авиве. Той подлинной дружбы, которая у него была с Бен-Гурионом, между ними не возникло, но Шарону нравилось бывать у Бегина, нравилось беседовать с этим интеллигентным и европейски образованным человеком на разные темы, и Бегин всегда подчеркивал, что двери его партии открыты для Арика и тот может рассчитывать на самое высокое место в ее списке.
Но Арик прекрасно понимал, что одно дело вести разговоры за чашкой кофе с пирожными и совсем другое — встретиться с Бегиным в качестве лидера крупнейшей правой партии и обсуждать с ним вполне конкретную идею. И он не ошибся в этих своих предположениях.
Менахем Бегин встретил Ариэля Шарона в своей партийной цитадели — самом высоком на тот момент здании в Тель-Авиве, получившем в честь Зеэва Жаботинского название «Мецудат Зеэв» — «Крепость Зеэва». Впрочем, при желании это название можно было перевести и как «Волчья крепость».
Когда Арик вошел в кабинет Бегина, в нем уже сидело несколько видных деятелей «Херута». Бегин начал разговор с того, что идея у Арика, конечно, интересная, но прежде, чем ее обсуждать, он хотел бы быть уверенным, что Шарон, пытаясь ее реализовать, будет учитывать политические интресы блока ГАХАЛ. А посему он готов обсуждать с Ариком идею создания единой правой партии только после того, как Шарон официально присоединится к одной из входящих в этот блок партий — либо к «Херуту», либо к «Либеральной партии».
Шарон с ходу разгадал сущность этого маневра Бегина — тот хочет снова воспользоваться его именем в предвыборной кампании, а заодно контролировать каждый его шаг, все его переговоры с лидерами других партий и, в случае, если Бегину что-то не понравится, он сумеет связать его по рукам и ногам партийной дисциплиной.
— Я думаю, — сказал он вслух, — это было бы неправильным шагом. В том-то и дело, что сейчас я не принадлежу ни к одной из партий, и потому никто не может обвинить меня в том, что, призывая к объединению, я просто действую на руку конкретным людям. Поэтому я бы не хотел спешить со вступлением в ту или иную партию, но готов стать членом сразу объединенной партии или блока.
— Что ж, — сказал Бегин, — тогда и мы не хотим спешить с обсуждением твоей идеи…
Уже на улице Шарон понял, что и в самом деле вел себя как мальчишка — не сумев проявить необходимой для политика гибкости, он, по сути дела, испортил отношения с Бегиным и потерял ГАХАЛ. А без ГАХАЛ предпринятое им начинание просто теряло смысл.
Достав из кармана монетку, Шарон подошел к ближайшему телефону-автомату, позвонил Бегину и сказал, что вел себя не очень умно, был неправильно понят и потому хотел бы еще раз, как можно скорее встретиться с ним и объясниться.
Вторая встреча между двумя политиками, один из которых считался гроссмейстером политических шахмат, а второй — начинающим, не имеющим даже третьего разряда игроком, произошла в тот же день вечером в кабинете Бегина в Кнессете. На этот раз разговор шел с глазу на глаз и, принеся свои извинения за непродуманные слова, Шарон сказал, что, конечно же, в самом ближайшем будущем он намерен присоединиться к ГАХАЛу и готов публично заявить об этом, но хотел бы в ответ получить разрешение — именно разрешение! — Бегина на встречу с лидером «Свободного центра» Шмуэлем Тамиром.
— Ну что ж, — милостиво сказал Бегин, — можешь с ним поговорить. Хотя лично я думаю, что говорить с этим типом не о чем, и ты сам скоро в этом убедишься. И не тяни со вступлением в партию — до выборов осталось совсем немного.
Арик вышел из Кнессета чрезвычайно довольный собой.
— А ведь вам шах, товарищ гроссмейстер! — с улыбкой подумал он, садясь в машину.
В начале августа 1973 года на пресс-конференции, состоявшейся во все том же Доме журналистов Ариэль Шарон объявил о своем присоединении к «Либеральной партии» и показал журналистам новенький партбилет.
Выбор «Либеральной партии» в качестве политического трамплина был, разумеется, не случаен — у этой партии не было единого сильного лидера, и в ее рядах Арик мог чувствовать себя относительно свободно, в то время как в «Херуте» все подчинялись диктату Бегина, подпадая под его обаяние и признавая силу его личности.
В этот момент переговоры о создании объединенной партии правого лагеря уже шли полным ходом, и у нее уже даже появилось название — «Ликуд». В переводе на русский это слово означает «сплочение, объединение».
В напряженных переговорах с будущими соратниками и пролетел весь август. Первоначальный расчет Шарона оказался верным: лидеры всех правых партий понимали, что отказаться от идеи объединения, значит, стать в глазах своих сторонников предателями общего дела и совершить политическое самоубийство. Вскоре о своем присоединении к «Ликуду» сообщили партия «Государственный список» и внепарламентское, но пользующееся большим влиянием в среде израильской интеллигенции движение «Рабочая группа по развитию Израиля».