Арифметика войны

Да, у Колядина была идея: вернуться на землю. Вполне русская идея. Но и римская. Ветеранов-легионеров наделяли земельными участками – чтобы кормились сами на склоне лет и не участвовали в заговорах и восстаниях. А земля русской идеи еще и лекарство. По крайней мере так это понимал Колядин, читавший Толстого и Фета, кавалерийского офицера, ставшего крупным помещиком. Он на это надеялся.

Но в тот летний полдень, гоня лошадей по маревым пастбищам, подумал, что все это очередная иллюзия, дурацкая сказка.

Руководство соседнего хозяйства обвинило пастухов конезавода в потраве, но – не пойман не вор, и до суда дело не дошло. Василина Евгеньевна попеняла Колядину, он отпираться не стал. На этом все и закончилось.

Но мысль о дурацкой сказке уже тлела. Раздувала ее и Наталья, считавшая Воронцово добровольной ссылкой. Ей не с кем было здесь словом перемолвиться, бабы, сплетничающие у магазина в ожидании фургона с хлебом, вызывали раздражение. Как будто жены офицеров возле гарнизонных магазинов не сплетничали. Но, видимо, там уровень сплетен был другой. Обзаводиться хозяйством она не хотела. Ждала, когдасрок кончится. В общем, Воронцово было еще одним местом службы. Ну а когда снялась и переехала в город семья Сергея, ее сарказму не было предела. Высокий костистый Сергей с перебитым длинным носом выглядел немного смущенным. «Сам посуди, Николай, – говорил он, разводя большими руками, – зять открыл фирму, пошел в гору, зовет механиком в автосалон, ну? Я-то лошадей люблю, как женщин, роса, ночное… Мне все это сниться будет!» В его голосе слышался надрыв. И он уехал, вернув дом конезаводу.

– Хотела бы и я видеть все это только во сне, – призналась Наталья.

Николай промолчал. Он продолжал строить хлев в выходные, налегал. Сергей, уезжая, подарил ему поросенка. Иногда ему помогал сосед, Валдис, литовец-лесник, сумрачный сероглазый неразговорчивый мужик с крупной головой, скошенными, как будто срезанными плечами, невысокий, но удивительно сильный, крепко стоящий на земле – носил обувь сорок пятого размера. Это он в Литве был лесник, а здесь работал трактористом; жил вдвоем с матерью, почему-то не мог найти себе жену среди воронцовских. Неказист был и молчун? Зато не пил и хозяйствовал с умом. Колядину он помогал просто так, по-соседски, изспортивного интереса,отметая взмахом увесистой ладони речи на тему: как же нам тебя благодарить, Валдис?.. и т. п.

Воронцовские мужики поначалу захаживали к новеньким, но нелюбезная Наталья быстро их отвадила. Николай особенно не протестовал, хотя и опасался прослыть бирюком. «Быть бирюком у алкашей? Это почетное звание», – заявила Наталья. Ну да, мужики были любители… И сам Николай не отказывал себе в этой маленькой радости. Но воронцовские, как говорится,керосинили по-черному. Самогонный дух витал по дворам. И загадкой почище сфинксовой было то, что конезавод процветал когда-то, совсем недавно, только что…

И уже приходил в запустение. Воронцовских рысаков продавали за бесценок – лишь бы не пали; одна конюшня закрылась и быстро превратилась в развалины, как будто подверглась артиллерийскому обстрелу. Техника ломалась и ржавела, ремонтировать ее было не на что. Транспортер на второй конюшне то и дело заклинивало, его нужно было полностью заменить, но на какие шиши? Специалисты собирали пожитки и уезжали отсюда.

Сергеева поросенка украли из недостроенного хлева, о чем Наталья нисколько не горевала. Ей хватало хлопот и с цыплятами, уже выросшими в молодых курочек и двух петушков. Да еще откуда-то приблудился кот, рыжий и зеленоглазый, как тигр; она имела неосторожность угостить его и что-то ему сказать, и все, кот прилип. Ему дали кличку Басё: Наталья как раз купила календарь, оформленный в восточном стиле, с японскими цветными гравюрами и хокку знаменитых поэтов. У Басё были крупная башка и обрубленный жизненными невзгодами хвост. Он крайне неохотно дозволял гладить себя, выражение глаз его при этом было мученическим.