Арифмоман. Дилогия (СИ)

Кладовочек было особенное изобилие. Не все, но многие пигмеи были жуткими барахольщиками, собирая и скапливая все, что казалось интересным. Найденное в лесу, добытое у людей, сделанное собственными руками — хватало разнообразнейшего добра. Изрядная часть этого мусома хранилась в пигмейских закромах уже годами.

Каких-то контор или общественных зданий у пигмеев не было. Все специалисты работали на дому, массовые развлечения устраивались на открытом воздухе, а торговля отсутствовала как явление. По сути, был только зал для собраний — тот самый, в котором Эйхгорна принимали бабки.

Отсутствовали и культовые сооружения. У пигмеев имелось нечто отдаленно похожее на религию, но оно было напрочь лишено богов и вообще сверхъестественных сущностей. Это скорее напоминало закон кармы — считалось, что если ты будешь хорошо относиться к окружающим, то и у тебя лично все всегда будет хорошо. Ну а если плохо… тогда случится какая-нибудь ерунда. Лягушка съест или еще что-нибудь в таком роде.

Впрочем, к смерти пигмеи относились очень спокойно, даже с каким-то равнодушием. Жили они, как понял Эйхгорн, всего лет десять, но при их ускоренном метаболизме это было очень даже продолжительным сроком. Старость длилась недолго — те же бабки сменялись достаточно часто. Умерших не хоронили — просто уносили подальше в лес и почти сразу же забывали о их существовании.

Истории у пигмеев не было в принципе — ни общей, ни личной. Никто из них не знал даже имен своих родителей. События хотя бы недельной давности казались им несказанно древними и не вызывали ни малейшего интереса.

Строить самолет или воздушный шар Эйхгорн быстро передумал. Ему просто некуда было лететь. Конечно, можно продолжать изучать этот микромир и его обитателей, но он все же хотел вернуться в нормальное состояние. Где-то там немой охранник по-прежнему стерег аэростат и запасы флогистона, и Алатус с каждым днем подплывал все ближе.

А как именно вернуться в нормальное состояние, Эйхгорн уже придумал. Идея пришла к нему, когда он участвовал в охоте на огненную агаму. Не слишком крупная, едва ли сорока сантиметров вместе с хвостом, пигмеям она казалась чудовищным драконом. И однако они одолели ее всего лишь впятером — поймали в веревочные силки и затыкали насмерть копьями.

Копья после этого почему-то просто выбросили — и это вызвало у Эйхгорна недоумение. Он спросил, в чем дело — оказалось, что огненная агама очень ядовита. На нее охотятся не ради мяса, а ради крови и внутренностей — из них пигмейка Микстура делает лекарства.

Но использовать испачканные в этой крови копья уже нельзя — убьют они, конечно, кого угодно, но мясо станет несъедобным.

Эйхгорн выслушал с интересом, а когда пигмеи разошлись — прихватил одно отравленное копье себе. А потом еще и выпросил у Микстуры флакон агамовой крови. Любой человеческий врач отнесся бы к такой просьбе с подозрением, но пигмейка лишь предупредила, чтобы Эйхгорн был осторожен и не вздумал это пить.

Обзаведясь оружием, Эйхгорн стал подыскивать средство передвижения. Конечно, он мог вернуться тем же путем, что и сбежал, но ему почему-то не нравилась эта идея. Наверняка Шторелли давно замуровал ту нору или поставил у входа мышеловку.

Нет, лучше попробовать нестандартные пути проникновения. Через окно, например… или через печную трубу. Кардегарт расположен на экваторе, климат жаркий, но печи в домах все равно есть — для готовки.

Хотя это скорее камины, чем печи. В центре каждого здания расположен каменный стержень, который одновременно служит несущей колонной, вентиляционным отверстием и жаровней. Кардегартцы пекут в них лепешки, жарят мясо, рыбу, картошку… хотя насчет картошки Эйхгорн не был уверен. Кажется, у местных она не в почете.

Через трубу Эйхгорн и решил проникнуть. А чтобы сделать это — начал брать уроки у Летуна, лучшего в племени воробьиного наездника.

Пигмеи ловили воробьев силками. Тех, что постарше, попросту ели, а вот молодых выхаживали и приручали. У них имелась самая настоящая воробьюшня на одиннадцать голов — птицы привыкли получать пищу от двуногих и не возражали носить их на спинах.

На одной из птиц Эйхгорн и стал учиться. Самолет, вертолет, воздушный шар… если ты никогда не поднимался в небо на спине воробья, ты просто не знаешь жизни. Попробуй, удержись на скользких перьях, не свались с довольно-таки мелкой птички.

Но с каждым днем у Эйхгорна получалось все лучше и лучше. Он уже мог заставить воробья выделывать фигуры… ну пусть не высшего пилотажа, но хоть какого-то. Если бы птице — да и ему самому! — не требовался отдых, Эйхгорн пожалуй и вовсе бы не опускался на землю.

Пигмеи не обращали внимания на его полеты. У них каждый развлекался по своему усмотрению, и никто не возражал, пока это не мешало остальным. Ворчала разве что Зернышко — ходящая за воробьями пигмейка. Ее раздражало, что Очкарик катается на воробье просто так, безо всякого толку.