Ария Маргариты

Играю без правил,
Сегодняшним днем отравлен,
Из пепла пытаюсь
Воскресить наш прошлый день.

Вчерашние ласки —

Так ли они опасны?
Вчерашние клятвы —
Последний выстрел в тень.

В кипящую реку

Срываюсь опять с разбега,
Но дважды не вступишь
В один и тот же поток.

Я понял,

Но поздно —
Ты все приняла серьезно,
Я слое утешенья,
Увы, найти не смог…

Одно лишь желанье —

Стать холодней, чем камень,
Быстрее, чем ветер,
А ветер догнать нельзя!

Не знаю, что будет,

Кто завтра тебя разбудит,
Но в следующей жизни
Ты вновь найдешь меня.

Сюжет № 3

Вечер. Захотелось подпустить немного своего любимого, призрачно-мистического. Вспомнился отчаявшийся Христос из черного мрамора, застывший в нише кирпичной стены Донского монастыря. Желтые листья, красно-бурый камень, чернота одеяния Спасителя, который, в какой бы точке ты ни стоял, внимательно следит за тобой. Если возникнет желание познакомиться с ним поближе, войдите на территорию монастыря, пройдите немного вперед и сверните направо, мимо надгробий старых масонов… За вами может увязаться занудливый охранник, не давая подойти к Христу, со стороны жилых помещений к вам могут направиться черными антирок-н-ролльными воронами чересчур бдительные обитатели келий. «Хватать! Чужих не пускать!» Раньше наша компания приходила сюда запросто, за монастырскими стенами царила удивительная тишина, словно кто-то действительно Всемогущий и Заботливый вырезал кусочек этого мира из общего полотна и давал входящим и вписывающимся в него возможность насладиться покоем… Мы шли к всепонимающему Христу в нише, мимо тяжелых каменных саркофагов со всевидящим оком на крышках, заодно заходили и в часовенку, где сидел другой, тоже черномраморный, Christ, разведя в изумлении руки… Та скульптура Антокольского называлась, кажется, «Христос в пустыне».

— А не скажете ли Вы, — очень вежливо обратилась я к местному монаху, уже полчаса бубнившему, что во время службы посторонним находиться на территории монастыря запрещено, — а не скажете ли Вы, куда перевезли скульптуры Антокольского из этой…

- Не знаю я никакого вашего Антокольского, — оборвал меня на полуслове монах, зыркнув глазом, — а находиться посторонним на территории во время… и т. д., и т. п.

«Рост количества монастырей и церквей в наши дни, — примерно так писал умнейший человек прошлого француз Виктор Гюго в романе «Отверженные», — свидетельствует лишь об упадке государства». Да с цитатником Гюго к нашим властям не подъедешь…

Когда неулыбчивый монах не дал мне посмотреть в глаза печального Иисуса, я еще раз пожалела, что не наделена способностью ни испепелять взглядом, ни проходить сквозь камни…

Судя по тому, что происходит на родных просторах и в головах наших государственных управителей в отношении религии, очень скоро на Руси будет введено принудительное или насильственное крещение… Как некогда, в конце X века, князь Владимир загонял киевлян в Днепр, а потом послал Добрыню в Новгород приводить к истинной вере язычников-новгородцев «огнем и мечом». «Огня и меча» в наши дни в прямом смысле может и не быть, но черные списки нехристей, не постящихся, как наипервейшие госчиновники, стукачество на не выказывающих должного почтения к ликам и благостным лицам священнослужителей, решающих политические и государственные проблемы (а ведь церковь законом отделена от государства!), освящающих депутатские бани и пр., - войдут в обиход и станут неотъемлемой частью напряженной жизни россиян XXI века.

Нет, не найти нам золотой середины — чтоб не шарахаться от одной крайности в другую: сначала взрывать храмы, расстреливать священников, а потом с помпой и под истошные вопли неофанатиков строить новые, холодные дома Бога, вместо больниц, приютов и библиотек… Отличный, между прочим, сюжет для очередной фантазии. Надо бы подумать.