Пикантность в том, что евреи — народ чуть ли не самый разнообразный в расовом отношении. У них почти в равных пропорциях представлены по крайней мере три малые расы, а в меньшинстве индивидов процентов по пять — еще три.
Сартр рассказывает забавную историю про французского еврея, который уже в пору действия расовых законов развлекался в Германии Гитлера: ходил по кабакам, где собирались эсэсовцы, и слушал их рассказы о страшных семитах, смертельной угрозе человечеству.
— А я на них разве не похож?!
И эсэсовцы разъясняли еврею, что он-то хоть и француз, но в этом он не виноват, в нем сразу виден ариец — вон какой высокий и светловолосый. А у них, у истинных арийцев, у них-то природный нюх на семитов![1]
[1]Сартр Ж. — П. Портрет антисемита. М.: Панорама, 1999.
Почему же Чемберлен стал противопоставлять «арийскую» и «семитскую» расы?! А потому что так ему хотелось. И его заказчикам? Конечно.
Наполеоновские войны вызвали в Германии мощный национальный подъем. Шло прославление своего языка, религии и крови германцев, истории и культуры страны. Евреи не вписывались в эту картину единого народа с его «арийскими корнями».
Тем более что в Германии именно французские оккупанты уравняли евреев с остальными жителями страны. Дело все равно шло к эмансипации евреев. И без французов и Наполеона еще десять… ну двадцать лет — и в правах бы евреев уравняли. Но получилось, что «восстановление евреев в гражданских правах осуществлялось под присмотром французских оккупантов, оно было вдвойне непопулярно, и германский патриотизм как следствие принял форму «антисемитизма».[58]
А тут еще евреи оказались очень уж активными и захватчивыми. Не успели они получить гражданские права, как в их руках оказалось до половины всей винной и хлебной торговли в Германии. До половины банковского дела было в их руках и раньше. Совсем не евреи основывали в Германии производство фарфора. Немцы справедливо гордятся своим фарфором как немалым народным достижением. Но к началу XX столетия то ли 65 %, то ли даже 80 % всех акций производства фарфора оказалось в руках евреев и выкрестов.
В науке до 20 % всех открытий и изобретений делалось евреями, а в медицине и в математике — до половины.
Можно как угодно относиться к творчеству Гейне и Цвейга — но попробуйте представить без них германскую литературу ХIХ века. А ведь это — лишь надводная часть айсберга, наиболее яркие имена, которые светят и через полтора столетия.
Результат — сильнейшая вспышка явления, которую я назвал «антисемитизм страха».[59]
Это и страх проиграть конкуренцию, и страх, что твоя страна будет «захвачена» этими юркими инородцами. И страх, что привычное тебе с детства изменится до неузнаваемости.«Приобщение евреев к европейской среде производило на горожанина и на интеллигента в большинстве стран Европы впечатление головокружительного успеха. Выяснилось, что если евреям предоставляется возможность свободно — в более или менее равных условиях — конкурировать с окружающей средой, их шансы на успех значительно более высоки.
Лишь на этом фоне можно найти объяснение тому поразительному явлению, что во многих европейских странах в конце XIX века послышались голоса, грозно усилившиеся с течением времени, «призывающие к защите бедного европейца от всемогущего еврея».[60]
В середине XIX века немецкий интеллектуал А. Штекер стонал: «Евреи — это наше несчастье!» А один из лидеров немецкой социал-демократии, Евгений Дюринг полагал: «Еврейский вопрос есть просто вопрос расовый, и евреи не просто нам чуждая, но врожденно и бесповоротно испорченная раса». «Германия стоит перед опасностью иностранного господства».
Вилыельм Марр, полуеврей, в книге «Победа иудаизма над германизмом» в 1879 году ввел само слово «антисемитизм».
И во Франции Эдуард Дрюмон в 1886 году в книге «Еврейская Франция» пугал читателей тем, что евреи с их хитростью, умом и образованностью скоро покорят Францию и сделают ее еврейским государством. Но Германия по антисемитизму страха лидировала в Европе.
И классики марксизма гораздо большие расисты, чем было принято полагать в СССР. Ф. Энгельс всерьез писал, что «дикари легко могут опускаться до состояния, весьма близкого к животному». Негры, например, не способны усвоить математику.[61]
К. Маркс вопил, что славяне «не принадлежат к индогерманской расе» и, следовательно, «их нужно отбросить за Днепр».[62]
О своем противнике Лассале Маркс писал: «Он происходит, судя по его голове и волосам, от негров, смешавшихся с евреями во время исхода из Египта».
Видимо, расистские настроения были чем-то совершенно обычным.
Антисемитизм в Германии возник ДО арийской идеи и ДО идеи нордической расы. Но легко соединился с этими мифами в нечто довольно единое…
Расовая теория родилась не в политике… Но она легко стала обслуживать политику.
Влиятельные люди в Германии, многочисленные слои немецких жителей хотели, чтобы немцы были хорошие и происходили от древних, прекрасных и замечательных арийцев.