Арийский миф в современном мире

Петухов признавал, что в своих построениях опирался прежде всего на работы известных ученых-почвенников – лингвиста О. Н. Трубачева, археолога Б. А. Рыбакова и историка А. Г. Кузьмина (Петухов 1990б: 22–23, 28, 31), причем он заимствовал у них наиболее сомнительные и слабо обоснованные построения, не разделявшиеся другими специалистами. При этом он шел еще дальше и приписывал им то, чего в их работах вовсе не было. Так, у Трубачева не найти высказываний о том, что славяне являются наиболее чистыми наследниками древнейших индоевропейцев, как на том настаивал Петухов (Петухов 1990б: 23). Академик Рыбаков в своих научных публикациях никогда не изображал древних славян кочевниками, «пасшими скот от Амура до Карпат», как хотел уверить читателя Петухов (Петухов 1990б: 18). Напротив, Рыбаков неоднократно называл «Влесову книгу», откуда взята эта формула, фальшивкой. Еще меньше оснований имеет утверждение о том, что якобы известный археолог А. В. Арциховский подтверждал подлинность «Влесовой книги» (Петухов 1990б: 18).

Сам Петухов поначалу был большим поклонником «Влесовой книги», вслед за которой объявлял праславян скотоводами-кочевниками (Петухов 1990а: 55; 1998б: 18, 48). Оттуда же он заимствовал триаду Правь-Явь-Навь, так полюбившуюся русским неоязычникам (Петухов 1998б: 99). Праславяне в его ранних работах оказывались «ариями», а «арии – это жизненно здоровые люди, способные к продлению рода и к борьбе за свои жизни и свой род». Это определение Петухову настолько понравилось, что он воспроизводил его почти в каждой новой книге (Петухов 1990а: 268; 1998б: 221; 2001: 213; 2009б: 115). При этом он модернизировал древний социальный контекст, представляя все общности и группы далекого прошлого, имевшие название, исключительно «этносами». Не случайно, перенося в прошлое современную ситуацию, он утверждал, что древнейшие общности складывались, прежде всего, на базе языка и культуры, а не кровнородственных связей (Петухов 1998б: 20).

На самом же деле в основе древнейших общностей лежали именно родственные или, точнее, псевдородственные связи, а термин «арии» изначально был не этнонимом, а соционимом и относился вовсе не к народу, а к слою знати, называвшей себя «ариями», то есть «благородными». Но автору такое объяснение не подходило, и он обращался к этимологии, предложенной когда-то Ф. Максом Мюллером, выводившим термин «арии» из старославянского «орати», то есть «пахать» (Петухов 1998б: 95, 221; 2001: 213; 2009б: 49, 115). Петухов либо не знал, либо сознательно не упоминал о том, что позднее была доказана ошибочность такой этимологии. Кроме того, за этими его «этимологическими» рассуждениями стоят вовсе не лингвистические аргументы, – ведь одновременно Петухов давал термину «арий» и совершенно иное объяснение. Видимо, под влиянием идей Доброслава, вообще не имеющего высшего образования, он произвольно выводил корень «ар» от «яр», «ярый» (Петухов 1998в: 9, 23, 51; 2009б: 373).

Отвергая романтические теории XIX – начала XX в. и, в особенности, построения немецких ученых того времени о «тевтонских завоеваниях», Петухов рисовал мало чем отличающиеся от них грандиозные передвижения неких «праславянских пастухов» (Петухов 1990а: 19–20, 55–57, 281–282; 1998б: 17–18 и карта на с. 232–233; 2001: 16–17). Его завораживала «теория метаистории» известного нам писателя-фантаста В. И. Щербакова, и он представлял ее «единственным историческим учением, которое может вывести всю нашу историческую науку из темного и мрачного тупика, в котором та ныне пребывает». «Цикличность и многократные замыкания кольцеобразных перемещений – такой видится нам подлинная древняя история», – заявлял автор (Петухов 1990а: 59, 177; 1998б: 51, 146). На самом деле эта теория воскрешала давно отвергнутый наукой гипермиграционистский подход, восходящий как раз к построениям романтиков XIX – начала XX в. Именно этим подходом и руководствовались нацистские авторы, писавшие о бесконечных переселениях «тевтонцев», или «арийцев».

Следуя тем же путем, Петухов в своих первых книгах практически отказывался от анализа каких-либо исторических источников, кроме фольклора214. Подобно многим своим единомышленникам, именно фольклор он считал наиболее достоверным источником о седой древности, причем не всякий, а именно славянский фольклор, якобы сохранивший «представления о восьми-семитысячелетней древности» (Петухов 1990а: 119–120; 1998б: 100). Вопрос о том, каким образом автор устанавливал границу в 7–8 тыс. лет, остается за скобками. Ведь, как мы увидим далее, другие его единомышленники шли еще дальше и смело раздвигали эту границу до 10–12 тыс. лет, 40 тыс. лет или даже нескольких миллионов лет. Впрочем, вскоре и Петухов освоил эту методику, и в его последних работах по «истории русов» рамки этой истории уже охватывали всю эпоху существования вида Homo sapiens.