Одна из этих книг под названием «Меч Вседержителя» завершала серию «Звездная месть». Ее действие разворачивается в XXV в., когда Землю оккупируют космические пришельцы, пытающиеся использовать землян в виде биомассы для своих чудовищных опытов. Одним из руководителей этих непрошеных гостей рисуется некий Авварон, властелин преисподней. Ему противостоит русский воин Иван, не расстающийся с нательным крестом. К изумлению христианина, но вовсе не приверженца «Русской Религии», христианину Ивану покровительствует языческий волхв, вдохновляющий его на подвиги своими рассказами о славе древних языческих предков.
Авварон рисуется в самых черных тонах – «черный трон, черная сгорбленная под непостижимым гнетом туша в черном балахоне, в черном капюшоне, надвинутом на глаза… Неземное зрение. Потусторонняя явь!» (Петухов 1998а: 108–109). Перед нами не что иное, как типичное средневековое изображение еврея в облике Сатаны. Волхв изображается прямым антиподом Авварону. Это – «высокая и сухощавая фигура в светлых льняных одеждах», появляющаяся из «пропитанных солнечными лучами воздуха… Лицо смуглое и доброе… светло-голубые глаза» (Петухов 1998а: 296). Оппозиция до боли знакомая – именно так в глубоком Средневековье персонифицировалась борьба Тьмы и Света, Зла и Добра. Петухов значительно обогатил эту средневековую символику, введя в нее уже известные нам расовые и языческие мотивы. Ведь по пути к победе и Истине православного Ивана ведет отнюдь не Христос, а Индра, Кришна и Один, над которыми реет Белый бог (Петухов 1998а: 297, 373).
А укрепляют Ивана в этой борьбе нерасторжимые связи с предками – «ты должен быть силен не только своей силой, но силой всех твоих дедов, прадедов, пращуров, всего Рода твоего, из коего ты вышел». Воскрешая «арийско-славянский миф», автор перечислял этих предков, «воинство Святорусское», и нас уже не удивит тот факт, что среди них мы обнаружим «расенов-этрусков», тавроскифов и просто скифов, фракийцев и неких «яриев с долин Инда», кельтов и вандалов, и даже «аркаимские дружины» (Петухов 1998а: 299, 312–313).
Отбросив былую осторожность, связанную не столько с убеждениями автора, сколько с тактическим маневром, Петухов без сожаления забывал о своих высказываниях, направленных против расизма, культуртрегерства и идеи избранного народа. Теперь зарождение и эволюция человечества виделись ему совсем в другом свете. Вооружившись идеями «Русского Космизма», он заявлял, что «предки-россы» произошли от полубогов и героев, которые пришли на Землю «в виде космических излучений» и «поразили хищную, алчную, тупую плоть избранных двуногих на генном уровне», наделив их своим духом. «Десять тысячелетий Божественного Дыхания! Сотни, тысячи первоначально избранных среди миллионов злобных и трусливых зверей! Род созданных по Образу и Подобию». Эти мудрецы и герои, подобно Прометею, несли «дикарям» свет знаний, и те обожествляли их, слагали о них мифы и легенды (Петухов 1998а: 300, 309–310).
Теперь Петухов окончательно отрывался от научной почвы, которой он все же пытался придерживаться в своей первой псевдонаучной книге по истории индоевропейцев. Он смело подхватывал миф об Арктической прародине и широком расселении «предков» по Сибири и далее – до Гималаев, Переднего Востока и Европы. Он рисовал грандиозные волны пастухов-воинов, «избранного народа», светлоглазого и русоволосого, заселившего изрядную часть Земли от Тихого до Атлантического океана и от Приполярья до Индостана, Аравии и Нубии более 40–30 тыс. лет назад. Будто бы уже тогда они несли над собой «огненный крест Сурьи» (то есть свастику! –
В то же время, повествовал автор, мир рано разделился на «две цивилизации»: одну светлую, умную и честную, другую животную, пронизанную интригами и ложью. В первой господствуют здоровье, крепкие семейные узы, почитание родителей, труд и порядок; вторая является царством золотого тельца – в ней побудительным мотивом служит жажда наживы, это цивилизация растлителей и разрушителей (Петухов 1998а: 328–329). Мало того, что образ этих цивилизаций создается по принципу непримиримой оппозиции; в нем слышится отзвук антииудейских проповедей таких отцов Церкви, как апостол Павел, святой Августин, святой Иероним и др., практически в тех же словах изображавших христиан и иудеев.