Арина Великая

Они пировали в ресторане Петергофа, вели лёгкий небрежный разговор, и тут какой-то здоровенный подвыпивший детина, заметно покачиваясь, подошёл к их столику и пригласил Арину потанцевать. Она решительно отказалась, Никифоров прикрикнул на грубияна, и тот отошёл, что-то злобно бурча. Вскоре Арина даже забыла о нём, но когда они вышли из ресторана и направились к парковке, из темноты вынырнул тот здоровенный парень и, рявкнув: «Это моя тёлка!», положил свою каменную руку на её плечо. Он был много тяжелее и мощнее Никифорова, и, казалось, влюблённых ждёт катастрофа, но тут молодцеватый олигарх стал в стойку какой-то восточной борьбы и нанёс молниеносный удар по лицу хулигана. Тот безмолвно упал на асфальт, а Никифоров, подхватив Арину под руку, провёл её к своему чёрному мерсу. Уже сидя в автомобиле, она взглянула на место драки – хулиган неподвижно лежал на мокром асфальте. Мелькнула мысль проверить его пульс, но Никифоров уже включил двигатель. «Да и чёрт с ним!» – чуть ли не выкрикнула она. Мерседес развернулся, Арина бросила последний взгляд на поверженного негодяя – тот лежал по-прежнему неподвижно.

Она мысленно поставила на место Никифорова своего преданного Олега и поняла, что он не смог бы защитить её от нападения петергофского амбала. Впрочем, Олег никогда бы и не повёл её в тот дорогой загородный ресторан.

Когда Никифоров предложил заехать к нему домой на кофе, Арина, находясь под впечатлением ужасного эпизода с дракой, не отказалась. Она понимала, на что идёт, но не могла противостоять исполинской силе своей слабости.

Они подъехали к небольшому старинному особняку в центральном районе города, впрочем, старинным дом выглядел лишь снаружи, тогда как весь интерьер был капитально перестроен в соответствии со вкусом и родом занятий хозяина. На бесшумном лифте они поднялись на второй этаж. Здесь располагалось то, что Никифоров назвал своим логовом. Он с гордостью провёл её в «кабинет» – просторный зал, стены которого были увешаны плоскими мониторами, предназначенными для связи с разными точками его палладиевой империи. Здесь же находился и бар с напитками. Одна из дверей кабинета вела в роскошную спальню.

Хозяин усадил Арину в мягкое кресло, поставил на низенький столик два коньячных бокала, открыл бутылку Курвуазье многолетней выдержки, разлил коньяк и погрузился в соседнее кресло.

– Ну что, Ариночка? За наш, тэкэть, союз, – он заглянул в тёмные глаза молодой женщины. – За встречу родственных душ!

– Милый мой Гри-и-и-шенька! – ласково протянула Арина и вспомнила, что примерно такими словами начинала свои письма Екатерина Вторая к Григорию Потёмкину. После краткой паузы она завершила тост: – И всё-таки давай выпьем за единство противоположностей!

– Так ли уж противоположностей? – хмыкнул Никифоров.

Они чокнулись, и Арина смело выпила янтарную ароматную жидкость со сложным многокомпонентным вкусом. Странно, но алкоголя – главного ингредиента коньяка – она не ощутила. «Опасный напиток, – мелькнуло в сознании влюблённой девушки, – и не заметишь, как потеряешь голову». Арина была не из тех, кто теряет голову от алкоголя, но сегодня она была во власти первобытного желания слиться с мужчиной, неотрывно смотрящим в её глаза. Впервые в жизни она испытывала такое сильное и откровенное влечение, но не к Никифорову-бизнесмену, а к Никифорову, воплощающему собой архетип мужчины-повелителя, мужчины-защитника рода.

Она проснулась оттого, что Никифоров кого-то грубо отчитывал по скайпу. Дверь в кабинет была приоткрыта, и хотя олигарх пытался говорить тише, чем обычно, это у него плохо получалось. Арина встала с постели и прошла в ванную комнату, но и сюда долетали слова Никифорова, смешанные с отборным матом: «Послушай, дяденька, ты что? в конец охренел? С какого это мухомора ты резину тянешь? Чтоб сегодня же запустил первую линию твоих раздолбанных, блин, роботов! У меня нет времени с тобой разбираться. Не пойму, мужик ты или баба базарная? Учти, я тебя, ёшкин кот, в пыль разотру … в бактерию унасекомлю, если не надерёшь тем мухоморам вонючим их жирные, блин, задницы».

«Привыкай, девочка! Привыкай к языку деловых людей, если сама хочешь порулить, – громко сказала себе Арина, заходя под душ. – Никифоров, конечно, думает, что теперь я стану игрушкой в его руках, но не на таковскую, блин, нарвался, бедный Гришуля. Я не я, если этот мужчинка не будет исполнять мою волю». Через минуту подумала: «А с какого перепуга я брякнула этакое? – и поняла: – Это Гришуля разбудил в моей душе какого-то демона, который хочет ни много ни мало, а повелевать другими людьми».