Арина Великая

В пять дня, за стандартным чаепитием в кают-компании Фёдор Яковлевич сделал небольшой доклад. Он не вставал, не пользовался доской и фломастером, не следил за стилем и убедительностью изложения. Он просто делился своими мыслями. Его аудитория, состояла из сидящего за тем же столом Ильи и из Анфисы, глядящей на него с экрана компьютера.

– Знаете, дорогие мои, я, наверное, сдурел, но мне неинтересно тупо воспроизводить точные копии известных людей. Я считаю, что наша методика практически отработана, так что скоро клонов сможет штамповать даже полоумный робот. Но клонотрон позволяет нам рискнуть и создать нечто большее в прямом и переносном смысле, – Фёдор Яковлевич помолчал, давая слушателям время осмыслить его слова. – И я спросил себя: «А что будет, если мы внесём изменения в программу внутриаппаратного развития клона? Пусть он порастёт подольше в среде, особенно благоприятной для развития нервной ткани». Иными словами, давайте попробуем преодолеть барьер, наложенный на человеческий плод размером входа в малый таз женщины, размером пресловутой conjugata vera. Давайте попробуем создать крупных и, главное, большеголовых новорождённых.

Илья, выслушав краткое сообщение Поползнева, оцепенел от изумления и восторга. «Вот оно – дело моей жизни!» – хотелось ему выкрикнуть.

Поползнев внимательно смотрел на единогенного сына, ожидая его реакции.

– Фёдор Яковлевич, у вас есть конкретные соображения по составу нового питательного раствора? – не своим голосом просипел Илья.

– Пока что нет. Нужный рецепт нам предстоит найти методом проб и ошибок, работая одновременно на всех четырнадцати клонотронах, – ответил Поползнев.

– Федя! Неужели ты предлагаешь экспериментировать на людях? – донёс скайп испуг Анфисы.

– Зачаток мозга закладывается уже на четвёртой неделе развития, – спокойно продолжил убеждать своих слушателей Поползнев. – Я предлагаю вести исследование максимум до шестой недели. Эмбрион на этой стадии ещё человеком не считается. Так мы убьём двух зайцев: не погрешим против морали и, что куда важнее, повысим скорость перебора вариантов. Я предлагаю Илье поискать в литературе сведения о веществах, способных ускорить развитие нервной ткани.

– Разумеется, я всецело за! – с волнением заговорил Илья. – Фёдор Яковлевич, вы даже не представляете, как я рад такой теме! Ведь я ещё в школе был одержим желанием понять, как человек стал разумным. Кстати, в начале третьего курса два видных учёных предлагали мне заняться проблемой возникновения языка и сознания. Но тут Григорий Александрович отвалил мне огромную стипендию и предложил делать диплом у вас. Передо мной открылась перспектива освоить самые передовые методы клеточной биологии, и, разумеется, я согласился. И вот теперь вы предлагаете мне заняться проблемой эволюции интеллекта, но не на уровне гипотез и теорий, а на самом интересном – на экспериментальном, на практическом, уровне. Такая возможность раньше казалась мне совершенно немыслимой, однако ж, ваш аппарат, Фёдор Яковлевич, открывает нам путь в неизведанное. Дух захватывает от мысли, что мы (не выходя из этой тесной пещеры) сможем – подумать только! – двинуть вперёд самоё эволюцию человека. К тому же, у меня уже появились кой-какие мыслишки насчёт того, ЧТО именно следует добавить к вашему стандартному питательному раствору.

– В качестве донора ядер я предлагаю себя, и тем беру на себя все моральные издержки, – сухо заметил Поползнев.

– И всё-таки, – возразил Илья, – для дела лучше взять клетки помоложе. Без вариантов нужно брать мои ткани.

– А я, – подала голос Анфиса, – могла бы выложить на алтарь науки мои женские ткани.

– Спасибо, Анфисочка! – улыбнулся Поползнев. – Хотя, мне кажется, разумнее воспользоваться клетками Арины Никифоровой. Эта умнейшая женщина могла бы послужить нам идеальным контролем для оценки интеллекта женского клона с увеличенным мозгом.

– А, кстати, как мы назовём наших будущих суперинтеллектуалов? – задумчиво произнёс Илья.

– Может, заумниками? – прыснула Анфиса.

– А девочку как? «Заумница» звучит как-то несерьёзно, – засмеялся Илья.

– А как вам головастики и головастицы? – залилась хохотом Анфиса.

– Знаете, друзья, – возмутился Поползнев. – Не стоит шибко изощряться в поиске имени для тех, кого ещё нет, и, возможно, никогда не будет. В палеоантропологии принято называть новые варианты людей по месту их первой находки. Вспомните: древний человек, найденный в гроте Кро-Маньон, был назван кроманьонцем, а ещё более древний человек, раскопанный в ущелье Неандерталь, – неандертальцем. Так что я предлагаю называть наш будущий клонпродукт – путоранцем и путоранкой в честь нашей путоранской пещеры.

– Простите, товарищи мужчины! – Анфиса виновато улыбнулась, но в её голосе чётко слышался страх. – Вы так увлечены возможностью создать людей разумнее нас, так объясните же мне, глупой недалёкой женщине, что это даст человечеству?

– Как что? – возмутился Илья. – Это многократно ускорит наш научно-технический прогресс.