Аринкино утро

— Ты что, Аринушка? Что с тобой? — участливо, с тревогой в голосе спросила Варя. — Пальчик порезала? Давай завяжу.

— Уморилась я. Пить хочу. Тошно мне. Жарко. Затомило меня, — всхлипывая от изнеможения, жаловалась Аринка.

— Ой, дурочка-дуреха. Да что, тебя кто по шее гонит? Устала? Поди отдохни, вон туда под берёзу, там прохладно. Скоро мамка придёт, холодного квасу принесёт, напьёмся, — ласково ворковала сестра, вытирая Аринке слёзы той тряпочкой, которой хотела завязать её обрезанный палец.

Вскоре пришла Елизавета Петровна. Принесла зелёного луку, огурцов, холодного квасу прямо из погреба, топлёного молока с коричневой пенкой, жирных сочней с картошкой и творогом, а ещё тёплого хлеба, только что из печки вынутого, с хрустящей корочкой и с припечённым к ней капустным листом.

Аринка уплетала всё, что лежало перед нею. И ей казалось, что такого вкусного хлеба она сроду не едала. Она приходила в себя. Ожила. Повеселела.

— А что, Варь, мы и впрямь половину полосы махнули. Как хотели до обеда до берёзы сжать, так и сжали.

Варя с матерью понимающе переглянулись.

— Ты помогала мне, Аринушка, мне б одной ни за что не сжать столько, — великодушно отозвалась Варя.

Польщённая Аринка самодовольно хмыкнула.

— А я, мам, здорово... — начала было она, но тут же вовремя спохватилась, вспомнив, как мать её застала не с серпом в руках на полосе, а лежащей врастяжку под берёзой. Смутившись, стала оглядываться вокруг. С горки было видно всё поле как на ладони. Полосы ржи, как жёлтые реки, текли в разных направлениях, окаймлённые зелёными берегами клевера и картофельной ботвы. И на полосах везде виднелись согнутые в три погибели люди. Издали казалось, будто они молятся, без конца отбивая поклоны. И сколько же надо было поклониться, чтобы одолеть всю полоску.

...Как-то Елизавета Петровна спросила своих детей: что самое дорогое и ценное на земле?

Лида с присущей ей серьёзностью ответила:

— Золото, наверное.

— Нет, драгоценные камни, — робко поправила Варя.

— А вот и нет, хороший конь! — отпарировала Аринка.

— Чепуха, самое дорогое — это деньги, — авторитетно заявил Ивашка.

Мать обвела их грустным взглядом. «И ничего-то мои дети не знают».

— Нет, дорогие мои, — твёрдо сказала она, — самое дорогое на земле — это хлеб!

— Хлеб? — изумились все.

— Да, да, хлеб! — повторила она.

Ивашка разочарованно присвистнул. Скажет тоже.

— Хлеб.

— Когда наступает голод, — продолжала Елизавета Петровна, — то и деньги, и золото, и драгоценные камни — всё идет за кусок хлеба. И голодный человек ни о чём не думает, ничего не хочет, он хочет только ХЛЕБА! О краюхе хлеба он мечтает, как о великом счастье. Хлеб как воздух, как вода нужен человеку каждый день. Без золота жить можно, а вот без хлеба — нельзя...

Отдохнув, все втроём принялись за жатву. Мать помогала Аринке подобрать «козлы». А когда поравнялась с Варей, ушла домой. Душа болела о Лиде, как-то она там одна. Как Ивашка управится с сеном? Да и скот скоро пригонят, надо корову доить, убираться.

Оставшись одна, Аринка опять запыхтела. Изо всех сил старалась не отставать от Вари. Но где там, — ненавистные «козлы» снова замаячили впереди.

Полосу сжали, когда солнце село за лесом. Опустошённая, с торчащим жнивьём, с разбросанными снопами кругом, полоса походила на поле боя с поверженными солдатами.

Аринка не чуяла ни рук, ни ног. Впору было и ей рухнуть на землю и лежать недвижимо, как эти снопы. Но она держалась, какими силами, одному богу известно. Когда начали стаскивать снопы и ставить их в бабки, она страдальчески-молящими глазами смотрела на Варю, и та понимала, о чём просила Аринка, но уйти с полосы вот так, оставив разбросанные снопы, было невозможно.

— Нельзя, Аринушка, надо все снопы составить в бабки, не то завтра утром налетят птицы и склюют всё зерно в наших снопиках.

Обхватив руками два снопа, сгорбившись, как старушка, Аринка еле-еле тащила их, а издали казалось — не она снопы несёт, а они везут её на себе, тяжело покачиваясь. Из неё точно вышла вся жизнь, она едва держалась на ногах. Была молчалива, и руки её двигались вяло, как неживые.

Чтобы как-то подбодрить её, Варя шутила с нею, заигрывала:

— А тятя-то вот удивится. Я скажу ему, как ты здорово мне помогла. Одной бы мне ни за что не одолеть полосу, завтра пришлось бы опять приходить сюда.

Аринка ничего не отвечала, губы, словно сшитые, были плотно сжаты. У неё было одно желание: скорее добраться до дому и лечь в постель, дать отдых своему измученному телу.

Уже темнело, когда возвращались домой. Первая звёздочка робко проклюнулась в небе, потрепыхалась, как птичка на колу, и опять исчезла. А над лесом металась зарница, озаряя небо красным светом.

— Гляди-ка, Аринушка, как зарница-то играет. Жито зреет. Красота-то какая, — говорила Варя, стараясь как-то развлечь Аринку.