И я понимал, что ничем не заслужил все это чудо, все это аномально неправильное счастье, ей нет никакой выгоды от связи со мной, кроме позора и риска, что кто-то узнает и разнесет весть по всему Мендемаю. И тогда ее ждет прилюдная казнь. Жуткая и позорная, когда тело девушки оскверняется целым отрядом солдат, виновной выжигают на щеке или на лбу клеймо в виде круга с треугольником внутри – это означает, что она обязана покорно принадлежать каждому, кто ее захочет. Хуже шлюхи, хуже рабыни, и несчастную может унизить, избить или вовсе убить любой, кто пожелает, а потом, если сильно повезет, кто-то возьмет ее в содержанки и поставит внутри треугольника свои инициалы тем самым делая ее своей собственностью, но лучше вонзить себе хрусталь прямо в сердце.
Здесь свои идиотские законы – демоница должна оставаться девственной до замужества и в то же время может предаваться самому жуткому разврату, будучи уже замужем, если муж готов закрывать на это глаза. А так как браки в нашем пекле заключались в основном по политическим соображениям, физическая верность обоих супругов не имела ни малейшего значения. Впрочем, если муж желал, он мог наказать таким же образом и свою неверную жену. В Мендемае царил патриархат. Женщина не имеет свободы слова, пока ее мужчина эту свободу не дал.
Лиат рисковала сейчас всем, что у нее есть, и именно это сводило с ума. Понимание, что ей нужен именно я. Раб. Ее вещь. Она не могла скрывать свои эмоции, горела как тысячи свечей в каменоломнях под землей, пылала и источала прекраснейший аромат влюбленной женщины. Я чуял его за версту, как дикий зверь. Я реагировал на него лихорадкой похоти и отчаянного желания ощутить его на своих пальцах и волосах. Иногда я сам сдерживал ее. Осаждал, чтоб никто не заметил этого голодного блеска в наших глазах. Чтоб держала себя в руках при слугах и рабах, а особенно при воинах.
«- Думай тише, моя принцесса. Мне кажется тебя слышат все демонические расы. И даже смертные.»
Перекидывая камень из ладони в ладонь, отшвыривая в сторону и глядя на нее из-под приспущенных век, заслоняя лицо рукой от палящего солнца. Пришла днем. Не дождалась ночи, моя девочка. Ослепительно красивая в одном из своих шикарных нарядов, который, скорее, подошел бы для званого вечера в замке ее отца, чем для посещения полуразрушенных бараков с осевшей копотью на стенах, ступая маленькими ступнями по грязи с пеплом, смешанными с красным песком.
«Думаю, как хочу, инкуб. Я сама хозяйка себе и своим мыслям.»
И этот вздернутый подбородок, заставляющий ухмыльнуться в ответ.
«С каких пор к рабам на стройке приходят в одеяниях для приемов?»
«Я. Сама. Себе. Хозяйка.»
Провоцирует. Всегда дерзко и нагло провоцирует и ждет реакции… и она следует немедленно – рывок вперед, цепь на ее шее, и вот она уже прижата грудью к каменной стене полуразрушенного барака, тяжело дышит в предвкушении, пока я приспускаю штаны, чтобы взять ее сзади, закатывая глаза и рыча ей в затылок.
- Когда ты подо мной, Ли-а-а-ат, я твой хозяин. Слышишь? Я!
Затягивая цепь на горле сильнее и долбясь в нее со всей дури, чтобы ломала когти о камни, содрогаясь от каждого мощного толчка, и остановиться перед тем, как ее накроет, чтобы прохрипеть ей в ухо:
- Скажи: «Ты – мой хозяин». Скажи это! Ну же! Скажи!
И она хрипит от удушья, но не говорит, маленькая стерва. Пока я сам не выдерживаю и не срываюсь в дикую пляску, в сумасшедший ритм, от которого покрываются кипящим потом наши тела, и только тогда она прерывисто шепчет, задыхаясь:
- Ты мой…мой…хозяин – и содрогается на этих словах от наслаждения.
А потом она долго целует меня в губы, слизывает своим острым язычком пот с моего лица. Сжимает тонкими пальцами цепь на моих запястьях.
- Скоро я смогу их снять с тебя…скоро…верь мне, Арис. Мой… ты мой.
И я впервые в своей жизни верил. Да. Ей. Дочери моего заклятого врага и предательницы-матери. Той, что купила меня, как вещь на рынке. Я верил, глядя ей в глаза, верил, когда она поднималась на носочки и осыпала поцелуями мое лицо, когда гладила каждый мой шрам и точно знала, сколько их на моем теле. Когда своими тонкими пальчиками вылечивала, стирала их с кожного покрова и радовалась как ребенок, когда у нее получалось. И видел ее теперь совсем другой. Нежной малышкой. Которая вынуждена жить по жестоким правилам этого мира. У нее нет иного выбора, иначе ее сожрут наши собратья и костей не оставят. Она единственная наследница Мендемая и, если не заставить тварей из высших семей себя бояться, ей здесь не выжить. Случись что с ее отцом, маленькую принцессу раздерут на ошметки в попытках занять ее место.