Арис. Ярость Непокорных

Перед глазами рутиария встали те далекие и страшные события, когда император Нерон устроил гонения на христиан, обвинив их в поджоге Рима. Горящие кресты с дико кричавшими людьми и запах горелой человеческой плоти, преследовали его в страшных снах и по сей день.

Об этом периоде его жизни здесь в Помпеях никто не знал. Он тогда был моложе удачно начал делать карьеру при императорском дворе. При Нероне можно было легко подняться на самые высокие ступени. Достаточно было одного уместно сказанного слова об актерском даровании императора.

Но во время гонений на христиан он сплоховал. Выдай он тогда тех знатных господ префекту претория Тигеллину, то, без всякого сомнения, получил бы четверть их состояния. Но они кое-что о нем знали, и риск был слишком велик.

Воспоминания завели Квинта еще дальше – в 62 год. Он тогда поддался уговорам и вступил в ряды заговорщиков. Обычно он в таких делах никогда не ошибался и четко чувствовал собственную выгоду. Император Нерон в тот год приказал отравить свою жену Октавию, любимицу римлян. По Риму поползли нехорошие слухи и на стенах храмов появились злобные надписи против него. Среди патрициев возник заговор.

Заговорщики прочили в императоры после убийства Нерона известного оратора Гая Кальпурния Пизона и ему Квинту пообещали должность центуриона в преторианской гвардии и золото. Проклятый соблазнитель Публий Клодий Тразея тогда говорил ему:

«Не теряйся, и хватай свою судьбу за волосы! Одно удачное дело и ты получишь многое и сразу! Пизон умеет быть благодарным в отличие от Нерона. Что ты сможешь получить у Агенобарба* (*Агенобарб – прозвище императора Нерона)? Ничего!»

Вот он и не растерялся. Дал втянуть себя в заговор по самые уши. Еще бы! Среди заговорщиков был никто иной, как сам воспитатель Нерона философ Сенека – сказочный богач. Он много раз жил его щедрыми подачками. Но через несколько лет, когда заговор окреп и упрочился, в 65 году их предали! И покатились головы и полетели смертные приговоры. Погибли Пизон, Сенека, поэт Марк Аней Лукан, Петроний и другие.

Он ждал и своего ареста и казни, но никто не назвал его имени. А Вестин, хотя и ненавидел заговорщиков, и знал лично о нем многое, но также никому ничего не сказал. И Квинт стал ему обязан.

«А может быть, стоило тогда рискнуть? – в тысячный раз спрашивал он сам себя. – Плюнул бы тогда на все приличия и отбросил бы условности! Может тогда, и не было бы всех этих долгих лет неудач и лишений?»

Стук в двери перевал его раздумья.

– Да! – громко произнес он и добавил – Войди!

Ржавые несмазанные петли надрывно скрипнули, и в комнату вошел седой старик с широкой густой бородой и блестящей лысиной. На его широких крепких плечах был серый хитон, и вся фигура пришедшего, говорила о его принадлежности к военному сословию. Ноги он расставлял широко как моряк, привыкший стоять на шаткой палубе корабля больше чем на твердой земле.

– Я прибыл по твоему зову, Квинт! И буду весьма огорчен, если твое дело не стоило того, чтобы я отрывался от основного промысла.

– Приветную тебя, Тимагор! И ты зря сразу же стал ворчать, едва преступив порог. Разве я когда-нибудь отрывал тебя от дел понапрасну?

– Всегда мне у тебя перепадали несколько сот сестерциев. А они никогда не были лишними в кошельке бедного моряка.

– Несколько сот? Ты шутишь, Тимагор? Меньше тысячи ты никогда не брал за свои услуги. Так что не прибедняйся. Заходи и садись за стол. Там есть вино и на амфоре ты увидишь клеймо хиоских виноделов.

– Вот как? – старик быстро сел на деревянный стул и его руки потянулись к амфоре. – Смотри ты! Клеймо настоящее! Не подделка! Я давно не пил ничего кроме кислой дряни, что досталась мне в виде добычи на одном купеческом корабле. Сами боги захотели наказать меня, когда подсунули эту кислятину под видом добычи.

Клеймо было сломано, и густая ароматная влага полилась в фиалы.

– За хорошим вином и беседа лучше клеиться! – продолжил Тимагор. – Садись радом и говори, что тебе нужно.

Квинт сел рядом и взял своё вино.

– Итак? – спросил старик, осушив фиал и налив себе новый.

– Дело моё опасное, но плачу я за него хорошие деньги. Четыре тысячи сестерциев.

– Четыре? Отлично! Деньги мне сейчас очень нужны. Мою посудину солидно потрепали императорские боевые триеры. И почему это Флавии так не любят пиратов? Непременно хотят искоренить все пиратство на Средиземном море. А зачем?

– Вы препятствуете торговле и процветанию империи. Так говорит божественный император, – Квинт отхлебнул из своего фиала. – Римские Всадники (купеческое сословие) требуют нормального прохода для своих торговых судов. Так тебя прихватили охотники за пиратами?

– Да! Но я сумел вырваться из их лап. Если бы не этот проклятый Марк Метел!

– Что? – Квинт с удивлением посмотрел на старого моряка. – Тебя прижал сам Марк Метел? И ты сумел уйти от него?

– Глупый вопрос, Квинт. Если бы не сумел, то разве мы с тобой сейчас разговаривали бы?

– Верно! Но они тебя потрепали? Сколько негодяев из твоей команды остались в живых?