Аристократия духа

Сам Энселм, однако, не был склонен к недопустимому. Проститутки были для него отдушиной, одна из них стала его первой женщиной. Он замечал, что они любили молодых людей из обеспеченных семей: те были вежливы, веселы, умели расположить к себе. Как ни странно, Кейтоном ни одна никогда не пренебрегла, напротив, все девицы при его повторном появлении улыбались довольно приветливо. Впрочем, им ли было выбирать?

Батский бордель был незаметен и скромен, ибо был подпольным, но Кейтону роскошь сейчас была и не нужна. Он торопливо ткнул пальцем в девицу, сидящую на кушетке, и поднялся наверх вместе с ней. Он располагал целым часом, но вернуться домой хотел около одиннадцати — не хотелось больше ловить понимающие тёткины взгляды. В комнатушке было излишне натоплено, он распустил шейный платок и посмотрел на проститутку. Она была невзрачна, с простоватым, чуть рябым лицом, но пухленькая и довольно аппетитная. Она знала, сколько он заплатил бандерше, видела роскошь его костюма и смотрела со страхом: что мистер потребует?

Мистер улыбнулся и погасил свечу. В свете камина снял парадный сюртук, который не мог не надеть на званый вечер, расстегнул жилет и рубашку. Стало прохладнее. Кейтон приказал проститутке сесть рядом, откинулся на подушку, положив руки девицы себе на грудь. Они были приятные и мягкие. Он заказал, к изумлению испуганной шлюхи, самые целомудренные из ласк, и погрузился почти в дрёму. Пальцы девицы ласкали его грудь, гладили мощные плечи, квадраты живота. Он млел и таял, постепенно возбуждаясь, стараясь запомнить эти сладкие, щемящие ощущения. Он раньше никогда не разрешал женщинам к себе прикасаться, никогда ни с одной не был в постели и, используя проституток по назначению, даже представить не мог, чтобы обнять хоть одну из них и накрыться одним одеялом. Но сейчас, в вялом спокойствии и неге, принимал ласки девицы странно радостно и умиротворенно. Он ничем не обременил её, был ласков, впрочем, грубым с женщинами он быть никогда и не мог, но сейчас, доведённый её нежными, потеплевшими от жара его тела руками до истомы и полного изнеможения, почувствовал себя почти счастливым.

Когда всё кончилось, и Кейтон чуть пришёл в себя, он вспомнил слова пьяного сутенера.

— У вас много уродов среди клиентов? — с любопытством спросил он девицу, протягивая ей мелочь, что была в кармане.

Проститутка окинула его ошарашенным взглядом. Заплатив бандерше, он уже ничего не был должен. Это был более чем щедрый подарок за весьма нетрудную работу.

Она услужливо ответила, пряча монеты.

— Встречаются. Как не быть? Есть просто ужасные. Приходит один господин лет пятидесяти… Кажется, чиновник. От него все шарахаются. Но он платит — и миссис Ричардс заставляет нас… И ещё один — приходит каждую неделю и такое творит… А попробуй откажи — вынимает ремень, бьёт по лицу.

— Он урод?

— Да, ужасный. Он требует таких мерзких вещей, так жесток и извращён! А по лицу никогда не скажешь — благообразный, строгий, похож на попечителя пансиона…

Кейтон рассмеялся, уразумев, что у них разное понимание уродства.

— Да нет же, я говорю о некрасивых мужчинах, вроде меня. Таких уродов много?

Она посмотрела на него в немом недоумении и нахмурилась. Потом пожала плечами.

— Почему некрасивый? Какой же вы… Вы стройный, видный… и… — она замялась, — и добрый. Если бы все были, как вы, — не жизнь была бы, а рай. Уроды… они другие. Иные такие респектабельные с виду… никогда не скажешь.

Энселм вынул часы, вздохнул и стал торопливо одеваться. Времени было в обрез.

Домой он успел вовремя, и на сей раз не вызвал подозрений леди Кейтон. Уже за полночь, лёжа под роскошным балдахином, он снова вспоминал пережитые ощущения: напряженную сладкую боль плоти, трепет всех жил, усладительную истому ласкающих рук… Господи… Ну почему он не может иметь женщину, коей не пришлось бы стыдиться, чьи руки ласкали бы его ночами, к которой можно было прильнуть и сдавить в объятьях — без дурных страхов заразы, с чистым сердцем и абсолютным доверием? Он вспомнил, что забыл спросить проститутку, как её зовут.

Сегодня он впервые позволил женщине смотреть на своё обнаженное тело и прикоснуться к нему, позволил почти бездумно, поддавшись чувственному порыву и доверившись случаю. Наслаждение превысило всё, испытанное ранее. И если бы эта был та, кого он звал бы по имени, кому мог бы подлинно довериться, от которой у него не было бы тайн — что испытал бы он тогда?

Сон его, последовавший за этими размышлениями был странным, горьким и чувственным, страстным и тягостным. Он видел себя нагим в неясной полутьме, чьи-то пальцы нежно ласкали его, доводя до исступления и крика, ему почему-то казалось, что рядом с ним две девицы, узнать их он не мог, ибо глаза его были завязаны, прохладные и игривые пальцы бегали по нему, нежа и заставляя трепетать, но руки его самого тоже были связаны, и сколько он не напрягался — не мог разорвать стягивавшие его путы. А ласки становились всё более бесстыдными и безумными…