Аристократия и демос

Разумеется, добиться истинного, не показного примирения было не так-то просто. Слишком много озлобления накопилось за время смут внутри гражданского коллектива. И теперь это озлобление выплескивалось самыми различными «обходными» путями. Достаточно вспомнить процесс Сократа (399 г. до н. э.), наличие в котором политической подоплеки, кажется, никем не подвергается сомнению. И все-таки, повторим еще раз, в целом внутриполитическая жизнь Афин IV в. до н. э. развертывалась в большей степени под знаком компромисса, чем под знаком стасиса.

Итак, в IV в. до н. э. роль знатных родов в политической жизни Афин в целом снизилась по сравнению с предыдущим столетием; значительно изменился состав политической элиты. Правда, уважение к аристократическим родословным, насколько можно судить, не было утрачено. Характерно, например, что ораторы Исократ (XVI. 25) и Демосфен (XXI. 144), выступая с похвалой Алкивиаду – политику, чья деятельность была, мягко говоря, неоднозначной по своим интенциям и результатам, – в первую очередь подробно останавливаются на его в высшей степени «благородном» происхождении. Вне всякого сомнения, они следуют давно и прочно установившейся традиции энкомия. При этом, однако, конкретные детали генеалогии Алкивиада, очевидно, уже не были исчерпывающе известны авторам IV в., что влекло за собой путаницу. Так, по Исократу, Алкивиад по мужской линии происходил из рода Евпатридов, а по женской – из Алкмеонидов; Демосфен же выводит его по отцу из Алкмеонидов, а по матери – из Кериков и, таким образом, допускает особенно серьезные, даже грубые ошибки. В действительности род Алкивиада по отцу, как установлено в настоящее время, назывался Саламиниями, а по матери он был Алкмеонидом.

Все это было недобрым симптомом: родовые предания афинских евпатридов в определенном отношении подвергались опасности забвения, что явилось закономерным следствием демократизации полиса, «размывания» аристократии как социальной группы, постепенной утраты ею ведущих позиций в государстве, вытеснения ее представителей из многих сфер общественной жизни. Такие политические деятели, как Ликург, выходец из древнего рода Этеобутадов, становились все более редкими исключениями; тон задавали теперь «новые политики» типа Демосфена или Эсхина, Ификрата или Харидема, за которыми не стояло славных деяний предков. Им не приходилось думать о сохранении и продолжении своей генеалогической традиции за неимением таковой. Впрочем, впоследствии, в эллинистическое и римское время, положение изменилось. Афины пережили своеобразный «аристократический ренессанс», некоторые из наиболее знатных родов (Керики и др.), вновь придя к власти, заставили афинян, да и всех греков вспомнить об их родовых преданиях. Но это могло бы быть темой особого исследования, а мы не будем останавливаться на данной проблеме. Приходится только отметить, что период между Эгоспотамами и Херонеей внес в историю аттической аристократии существенный, но не абсолютный дисконтинуитет.

В IV в. до н. э. в связи с утратой аристократического лидерства и вся политическая борьба приобрела новые черты. Гетерии совершенно скомпрометировали себя неблаговидной ролью в антидемократических переворотах и прекратили свое существование. Фундаментальное исследование группировок, существовавших в Афинах в эпоху Демосфена, было осуществлено Л. П. Маринович (Маринович, 1993, с. 56 слл.; Маринович, 2001, с. 54 слл.). Опираясь на результаты, к которым она приходит, можно сделать сопоставление характера политических группировок двух столетий афинской демократии. Прежде всего бросаются в глаза следующие отличия. Во-первых, судя по всему, в IV в. до н. э. их размеры возросли по сравнению с гетериями V в. (ср. Демосфен. XIII. 20: «Оратор является предводителем, и полководец у него в подчинении, и еще триста (курсив наш. – И. С.) человек, готовых кричать ем у в лад…» – если, конечно, это не риторическое преувеличение). Во-вторых, как видим, реальными лидерами становятся не занимающие официального положения ораторы, а стратеги фактически выступают в роли их подручных; в V же веке эти две функции, как правило, соединялись в одном лице, причем более значимой была функция военная. В-третьих, позиция группировок в большей степени, чем раньше, начинает обусловливаться экономическими интересами тех или иных слоев граждан. В V в. до н. э. подобного экономического детерминизма, во всяком случае, в явной форме, мы не обнаруживаем. В-четвертых, по словам Л. П. Маринович, «борьба этих групп начинает разрывать полис, выступая как фактор, ослабляющий его способность к выживанию» (Маринович, 1993, с. 134). Это – наследие подрывных методов гетерий эпохи Пелопоннесской войны. В лучшие годы афинской демократии V в. до н. э., как мы видели, все группировки, несмотря на имевшиеся разногласия, стремились сохранить стабильность полиса и, соответственно, не переходили в своем противоборстве за определенные пределы.

* * *