Часто ссылаются еще на одно свидетельство Аристотеля, но на этот раз уже в «Политике» (1275b25), согласно которому Клисфен ввел в афинский гражданский коллектив каких-то новых граждан, и видят именно в этом одну из главных демократических мер. Но – даже независимо от того, что данный пассаж содержит серьезные проблемы как текстуального, так и содержательного характера, и, соответственно, его интерпретация остается дискуссионной, – расширение гражданского коллектива тоже характерно не только для греческих демократий (пожалуй, даже напротив – устоявшаяся демократия была склонна ограничивать количество граждан: вспомним закон Перикла о гражданстве). К этому средству нередко прибегали в процессе любых политических переворотов. Пользовались им даже тираны (представители как Старшей, так и Младшей тирании), давая права гражданства своим наемникам. Иными словами, ни одна из перечисленных выше реформ сама по себе отнюдь не вела автоматически к установлению демократии. Почему же их совокупность должна была иметь такой результат? По некоему мистическому принципу «перехода количества в качество»? Масштабность перемен остается необъясненной.
Итак, где же пресловутые «демократические законы»? Может быть, Геродот и Аристотель, увлекшись описанием других мер Клисфена, попросту забыли о них рассказать, и следует поискать релевантный аутентичный материал, который имел шанс сохраниться у прочих античных авторов (например, во фрагментах аттидографов)? Вместо того чтобы заниматься тщетными поисками подобного рода, резоннее (и плодотворнее) было бы, на наш взгляд, попытаться максимально конкретно определить – а это возможно! – в чем заключался итог «революции Клисфена», что нового появилось в политической жизни Афин после нее. Обнаруживаются как минимум три принципиально новые реалии. 1. Экклесия (народное собрание), а не какой-либо иной орган, стала отныне высшим органом власти, реальным носителем верховного государственного суверенитета. 2. Резко возросла степень участия рядовых граждан в управлении государством (достаточно вспомнить, как индифферентно отреагировали афиняне на свержение Гиппия, а с другой стороны – как активно и пристрастно решали они судьбы своих политических лидеров уже в начале V в. до н. э.). 3. Принцип так называемой «исономии» (равенства перед законом), зародившийся уже раньше в аристократической среде, с клисфеновских времен распространился на весь гражданский коллектив; представители знати не имели теперь ровно никаких привилегий по сравнению с массой демоса. Эти три важнейших компонента нового политического порядка были, естественно, не изолированными, а находились в теснейшей взаимной связи друг с другом. Действуя в этой взаимной связи, они и породили демократический полис. Именно они, а не реформа фил, не введение демов, не учреждение Совета Пятисот и т. п.
Но в силу чего возникли сами перечисленные реалии? Что вызвало к жизни, в частности, политическую активность и сознательность народа? Следует ли предполагать наличие каких-то специальных (не дошедших до нас) законов Клисфена, действовавших в этом направлении? Нам это представляется весьма сомнительным.
Главное в другом. Не та или иная конкретная мера Клисфена, а сама его апелляция к демосу в год архонтства Исагора – вот что стало поворотным пунктом, первым актом, создавшим классическую афинскую демократию. Демос впервые ощутил себя не орудием в чьей-то чужой игре, а самостоятельной и мощной силой, способной распоряжаться полисом и брать на себя ответственность за принимаемые решения. В этот-то момент в его руки и перешла власть. Может быть, Клисфен уже и сам не был рад такому развитию ситуации, но повернуть события вспять было не в его силах. Оставалось выполнять сделанные обещания и делать то, что от него ожидали. Особенно ярко зависимость лидера Алкмеонидов от демоса вырисовалась в период, когда в Афинах хозяйничал Клеомен I. Клисфен попросту бежал из города, очевидно, испугавшись; демос же выдворил Клеомена, а вместе с ним и Исагора, и дал возможность Клисфену возвратиться. Все последующие клисфеновские реформы, в том числе и такая важная, как введение системы демов, вносили, конечно, новые немаловажные штрихи в формирующееся демократическое устройство, но базовые принципы этого последнего были заложены не ими, а самим тем обстоятельством – повторим и подчеркнем, – что гражданский коллектив во всей своей совокупности оказался (не в силу чьего-то решения, но в силу фактического положения вещей) господином государства.