Понятие науки. Термина «наука» у Аристотеля, разумеется, нет. Он говорит «знание» (эпистеме) и «размышление» (дианойа). Под знанием же Аристотель понимал не всякое знание, а, как мы уже видели, знание особое, результат мышления, причем доказательного, почему Аристотель и определяет науку как «приобретенную способность души к доказательствам» (7, 110). Но взятая со стороны формы, такая наука сводится к формальной логике. Для того чтобы стать содержательной логикой, приобретенная способность души к доказательствам должна иметь предмет (объект). Он трояк. Аристотель отмечает, что «всякое [познающее] мышление либо направлено на деятельность [человека], либо на творчество [в собственном смысле], либо носит теоретический характер» (22, 107). Поэтому и говорят, что Аристотель делил все науки на три большие группы: теоретические, практические и творческие. Но здесь возникает вопрос: в какой мере можно считать науками то «размышление», которое направлено на деятельность человека и на его творчество? Аристотель резко различает размышление, направленное на деятельность и творчество, и размышление как таковое, теоретическое- Различение трех видов направленности размышления мы находим в шестой книге «Метафизики». В первой книге «Метафизики» Аристотель отождествляет С наукой лишь знание, которое он противопоставляет искусствам (как об этом говорилось выше), т. е. практической деятельности человека. В «Этике» Аристотель также резко противопоставляет науку и творчество и деятельность (праксис). У них разные предметы. Предмет науки — необходимое, то, что не может быть иным, тогда как творчество и деятельность относятся к тому, что может быть иным. Поэтому в строгом смысле слова науками у Аристотеля являются лишь теоретические науки, тогда как то, что принято называть практическими и творческими науками, у него науками не являются.
Итак, в строгом смысле слова наука — это знание, но не всякое. Чувственное знание не наука, ибо, как мы видели выше, Аристотель ошибочно думал, что мудрости в чувственном восприятии нет никакой. Положение о том, что наука — это, во-первых, знание, которое выходит за пределы обыденного опыта, «обычных. показаний чувств», не развито Аристотелем, хотя именно по этому пути пошло развитие подлинной науки, разработавшей метод и создавшей необходимый инструментарий для необыденного восприятия мироздания и его частей и явлений. Для Стагирита то, что наука выходит за сферу обычных показаний чувств, означает, что она вообще выходит за сферу чувств. Во-вторых, наука, по Аристотелю, — знание причин. Наука стремится открыть причины тех или иных явлений. «Обучать более пригодна та наука, которая рассматривает причины» (там же, 21). Наукоучение состоит в том, чтобы объяснять не как это происходит, а почему это происходит. В шестой книге «Метафизики» Аристотель подчеркивает, что «всякое рассудочное познание, или такое, в котором рассудок играет [хоть] какую-нибудь роль, имеет своим предметом различные причины и начала, указываемые иногда с большею, иногда с меньшею точностью» (там же, 107). Отсюда можно, казалось бы, сделать вывод, что Аристотель относит к науке и деятельность, и творчество, точнее говоря, размышление о деятельности и творчестве, но из контекста видно, что это не так. И в «Этике» Аристотель связывает с собственно разумной душой лишь то, что имеет своим предметом необходимое, т. е. науку в строгом смысле слова. Эту часть разумной души Аристотель называет «эпистемоникон». Другую часть разумной души Аристотель называет «логистикой» — это та ее часть, которая взвешивает и рассуждает. Она относится лишь к сфере человеческой деятельности, к практике и к творчеству, а не к тому, что неизменно и необходимо, ибо там нет места для выбора. Однако в первой книге «Метафизики» искусства по существу и по своему предмету не отличаются от наук. Те и другие стремятся открыть причины исследуемого явления, т. е. достичь знание общего через познание его единой причины. Это знание того, почему происходит та или иная совокупность сходных между собой явлений.
Отличие науки от искусств состоит лишь в том, что искусства служат пользе, а науки нет. Это отличие для нас, привыкших, что всякая наука имеет или должна иметь практическую значимость, странно. Но в этом как нельзя лучше проявляется духовный климат Эллады времен Аристотеля: отрыв умственного труда от физического, аристократическая созерцательность как идеал жизни. Наука отличается от искусств не гносеологически, а социально. Она существует ради самой себя.