Изменению количества при росте живого организма присуща особенность, которая отсутствует при увеличении неодушевленных тел. Если вы развели огонь, вы можете сделать его больше, добавив дров. Если у вас есть возможность добавлять в него еще и еще дров, то оказывается, что ограничений на размер разведенного костра нет. Если вы будете кормить кролика морковкой, он будет увеличиваться в размерах, но, сколько бы морковок вы ему ни дали, есть предел, после которого кролик не будет дальше расти.
Если у вас будет достаточно камней и рабочей силы, вы построите пирамиду, превосходящую размером уже существующие. Но независимо от того, как вы будете кормить животное, вы не сделаете его больше определенного размера. Вы не в силах вырастить домашнюю кошку размером с дикую.
Также верно и обратное. Надутый шар уменьшается в размерах, когда вы выпускаете из него воздух, и уменьшение продолжается до той точки, в которой шарик полностью сдувается. Но животные, пока они живы, не уменьшаются в размерах до крайнего предела.
Однако животные и растения умирают. Так же как и воздушные шары: если закачать в них слишком много воздуха, они лопаются и перестают быть шарами. Это подводит нас к четвертому виду изменений – как естественных, так и искусственных, – настолько отличающемуся от трех предыдущих, что Аристотель принципиально отделяет его от них.
Для всех остальных видов нужно время, чтобы перейти из одного состояния в другое. Время проходит, пока тела перемещаются с одного места на другое, меняются цветом или формой, увеличиваются или уменьшаются. Изменение четвертого вида практически не требует времени, по крайней мере заметного. Оно происходит мгновенно, или правильнее сказать так: в одно мгновение шар есть, а в следующее – его больше нет. Всё, что у нас остается, – это клочья резины, а не воздушный шар, который можно надуть.
То же самое верно для умирающего кролика. В одно мгновение он жив, в следующее – мертв. Всё, что у нас остается, это тушка животного, которая будет постепенно гнить и распадаться.
Этот особый вид изменения, который Аристотель называет
В каждом изменении, о которых мы говорили до сих пор, что-то оставалось постоянным. Вещи, меняющие место своего нахождения, цвет или размер, оставались при этом теми же вещами. Но что остается неизменным, когда лопается шарик или когда умирает кролик? Разлагающаяся тушка – это не кролик, которого мы кормили морковкой. Ошметки резины – не шарик, надуваемый нами.
Тем не менее есть что-то постоянное и в этом особенном изменении. Это легче увидеть в создании или уничтожении вещей человеком, чем в рождении и гибели растений и животных.
Куски дерева, гвозди и клей не собираются вместе естественным образом, чтобы стать стулом. Люди делают стулья, собрав все эти материалы воедино определенным способом. Это одни и те же материалы: и
Предположим, что стул оказался неудобным и вы решили переделать его в стол. Вероятно, вы не сможете повторно использовать все гвозди или клей, но вы разберете стул и, взяв куски дерева и некоторые гвозди, изготовите маленький стол из большей части тех же материалов. Если вы не брали клей для первого предмета и извлекли все гвозди неповрежденными, то материалы появившегося стола и стула, прекратившего свое существование, будут идентичными. Они отличаются только тем, как их собрали в одно целое.
Следовательно, в случае искусственного создания и разрушения предметов то, что сохраняется, проходя через изменение, – это не вещь. Это только материалы, которые человек использовал при сборке определенной вещи, и материалы, которые остались, когда ее разобрали.
Похожее происходит и в случае смерти кролика. Будучи живым организмом, кролик есть физическая вещь, как стул или стол. Он состоит из материи. И эта материя остается, хотя и не в той же самой форме, когда кролик умирает и разлагается. Как неорганические материалы стула входят в состав стола, так и органические материалы кролика входят в состав другого живого существа.
Например, кролика убивает и съедает шакал. В той мере насколько шакал способен усвоить пищу, органические материалы кролика становятся частью его костей и мышц.
В современной науке это называется сохранением материи – термином, неизвестным Аристотелю.