Аристотель и Данте открывают тайны Вселенной

– Потому что я не хочу больше видеть, как тебя пожирает одиночество. И потому что люблю тебя, Ари.

Мама с папой смотрели, как я плачу. Мне казалось, я никогда не успокоюсь. Но я успокоился. Потом взял бутылку пива и сделал большой глоток.

– Пап, кажется, мне больше нравилось, когда ты молчал.

Мама рассмеялась. Мне нравился ее смех. А вслед за ней рассмеялся и папа. А потом и я.

– Что же мне делать? Мне ужасно стыдно.

– За что тебе стыдно? – спросила мама. – За то, что ты любишь Данте?

– Я парень. И он парень. Так не должно быть. Мам…

– Я понимаю, – сказала она. – Знаешь, Офелия многому меня научила. Мы столько переписывались, что я много чего поняла. И твой папа прав. От этого не убежать. Особенно от Данте.

– Я ненавижу себя.

– Не надо, amor. Te adoro[54]. Я уже потеряла одного сына и не собираюсь терять второго, Ари. Ты не одинок. Тебе наверняка так кажется, но это не так.

– Как ты можешь так сильно меня любить?

– А как я могу не любить? Ты самый чудесный мальчик на свете.

– Неправда.

– Правда. Правда.

– Что же мне делать?

Папа мягко ответил:

– Данте убегать не стал. Я так и вижу, как они его избивали. Но убегать он не стал.

– Ладно, – сказал я.

И впервые в жизни я по-настоящему понял своего отца.

А он понял меня.

Девятнадцать

– Данте?

– Я всю неделю звонил тебе каждый день.

– Я гриппом заболел.

– Тупая шутка. Пошел ты, Ари.

– Ты чего так злишься?

– Это ты чего так злишься?

– Я больше не злюсь.

– Значит, пришла моя очередь злиться.

– Ладно, справедливо. Как там Дэниел?

– Ну ты и скотина, Ари.

– Нет. Это Дэниел – скотина.

– Ты ему не нравишься.

– Он мне тоже. Так что, теперь он твой лучший друг?

– Даже не близко.

– Чем занимались? Целовались?

– Тебе-то что?

– Просто спрашиваю.

– Не хочу я его целовать. Он ничтожество.

– Что случилось?

– Он эгоцентричный, самодовольный засранец. Да еще и тупой. И мама его терпеть не может.

– А Сэм?

– Папа не в счет. Ему нравятся все.

Меня это рассмешило.

– Не смейся. Почему ты тогда разозлился?

– Можем об этом поговорить.

– Ага, ты-то у нас мастер разговаривать по душам.

– Ну хватит, Данте.

– Ладно.

– Ладно. Какие у тебя планы на вечер?

– Наши родители собираются в боулинг.

– Серьезно?

– Они много общаются.

– Правда?

– Ты что, вообще не в курсе?

– Наверно, иногда я бываю немного отстраненным.

– Немного?

– Эй, я тут стараюсь, Данте.

– Тогда извинись. Я не люблю людей, которые не умеют извиняться.

– Ладно. Прости меня.

– Ладно. – Я слышал, что он улыбается. – Они хотят, чтобы мы пошли с ними.

– На боулинг?

Двадцать

Данте ждал меня, сидя на крыльце. Как только я подъехал, он подбежал к моему пикапу и забрался внутрь.

– Боулинг – такая скука.

– Ты хоть когда-нибудь в него играл?

– Конечно. Но получается у меня хреново.

– Хочешь во всем быть лучшим?

– Ага.

– Ничего, перебьешься. Может, будет весело.

– С каких это пор ты хочешь тусоваться со своими родителями?

– Они у меня ничего, – сказал я. – Хорошие. Всё как ты говорил.

– Что именно?

– Как-то раз ты сказал, что никогда бы не убежал из дома, потому что обожаешь своих родителей. Я тогда подумал, что это очень странно. Ненормально. Наверно, потому что мои собственные предки казались мне инопланетянами.

– Но они не инопланетяне, а обычные люди.

– Да. Знаешь, кажется, я поменял свое мнение.

– В смысле теперь ты их тоже обожаешь?

– Ага, похоже на то, – ответил я, заводя машину. – Кстати, в боулинг я тоже играю отстойно. Чтоб ты знал.

– Ну, спорю, что играем мы все равно лучше, чем наши мамы.

– Ну уж надеюсь.

Мы засмеялись. И всё смеялись и смеялись.

Когда мы оказались на месте, Данте посмотрел на меня и произнес:

– Я сказал маме с папой, что никогда в жизни больше не буду целоваться с парнями.

– Так и сказал?

– Ага.

– А они что?

– Папа закатил глаза.

– А мама?

– Да ничего. Сказала, что знает одного хорошего психолога. Сказала: «Он поможет тебе принять себя. Если ты, конечно, не хочешь обсудить все со мной».

Данте посмотрел на меня, и мы оба расхохотались.

– Твоя мама, – сказал я. – Она мне нравится.

– Она крепкий орешек, – кивнул Данте. – Но и мягкой быть умеет.

– Да, я заметил.

– Наши родители ужасно странные.

– Потому что любят нас? Это не так уж странно.

– Они странно выражают свою любовь.

– И это прекрасно, – сказал я.

Данте пристально на меня посмотрел.

– Ты изменился.

– Как?

– Не знаю. Ведешь себя иначе.

– Странно?

– Да, немного. Но в хорошем смысле слова.

– Вот и отлично. Всегда хотел быть странным в хорошем смысле слова.

Судя по всему, родители не ожидали, что мы в самом деле придем. Наши отцы пили пиво, а мамы – «Севен ап». Очки на табло были ужасные.

– Вот уж не думал, что вы явитесь, – улыбнулся Сэм.

– Представляете, как скучно нам стало? – усмехнулся я.

– М-да, ты мне нравился больше, когда не был таким нахалом.

– Простите.

Мы отлично провели время. Было весело. Оказалось, что в боулинг я играю лучше всех. Я с ходу набрал сто двадцать очков, а в третьем раунде – сто тридцать пять. Если подумать, то счет, конечно, так себе – но все остальные играли совсем отстойно. Особенно мамы – они слишком много болтали и смеялись. Глядя на них, мы с Данте переглядывались и хохотали.