Аристотель и Данте открывают тайны Вселенной

Двадцать один

После боулинга мы с Данте сели в мой пикап, и я повез нас в пустыню.

– Куда едем?

– На мое любимое место.

Данте притих.

– Уже поздно.

– Устал?

– Вроде того.

– Сейчас всего десять. Что, впервые рано проснулся?

– Умник нашелся.

– Ну, если хочешь, я отвезу тебя домой.

– Нет.

– Ладно.

Ехали мы без музыки. Данте перебрал все мои кассеты, но не смог ничего выбрать. А я был и не против посидеть в тишине.

Мы просто ехали в пустыню – Данте и я, – не говоря ни слова.

Я припарковался там же, где обычно.

– Люблю это место, – сказал я.

Мое сердце билось так сильно, что я слышал каждый его удар. Данте молчал. Я дотронулся до игрушечных кроссовок, которые висели на зеркале заднего вида.

– Люблю такие штуки, – сказал я.

– Чего ты только не любишь!

– Ты что, злишься? Я думал, ты уже успокоился.

– Кажется, да, злюсь.

– Прости. Я ведь уже извинился.

– Я так не могу, Ари, – сказал он.

– Чего не можешь?

– Дружить. Не могу.

– Почему?

– Мне правда нужно это разжевывать?

Я промолчал. Он вышел из машины и хлопнул дверью. Я вышел следом.

– Эй, – позвал я, дотронувшись до его плеча.

Он оттолкнул меня.

– Мне не нравится, когда ты ко мне прикасаешься.

Долгое время мы просто стояли, не произнося ни слова. Я чувствовал себя крошечным, незначительным, неполноценным и ненавидел это чувство. Мне хотелось его побороть. И я решил это сделать.

– Данте?

– Что? – В его голосе звенела злость.

– Не сердись.

– Я не знаю, что делать, Ари.

– Помнишь, как ты меня поцеловал?

– Ну.

– Помнишь, я сказал, что это не мое?

– Зачем ты об этом говоришь? Я помню. Конечно, помню. Черт тебя дери, Ари, думаешь, я мог забыть?

– Я еще ни разу не видел, чтобы ты так злился.

– Я не хочу ничего обсуждать, Ари. Мне и так хреново.

– Что я сказал, когда ты меня поцеловал?

– Ты сказал, что это не твое.

– Я соврал.

Он поднял на меня взгляд.

– Не играй со мной, Ари.

– Я не играю.

Я положил руки ему на плечи и посмотрел в глаза. А он посмотрел в мои.

– Ты сказал, что я ничего не боюсь. Но это не так. Тебя. Вот чего я боюсь. Я боюсь тебя, Данте. – Я сделал глубокий вдох. – Попробуй еще раз. Поцелуй меня.

– Нет, – ответил он.

– Поцелуй меня.

– Нет. – А потом он улыбнулся. – Ты меня поцелуй.

Я обхватил его рукой за шею, притянул к себе и поцеловал. Я все целовал, целовал, целовал его – а он отвечал на мои поцелуи.

После мы смеялись, болтали и смотрели на звезды.

– Сейчас бы дождь, – сказал Данте.

– Мне не нужен дождь, – сказал я. – Мне нужен ты.

Он начертил свое имя пальцем у меня на спине. А я свое – у него.

Вот оно что.

Вот что со мной было не так.

Все это время – пока я пытался постигнуть тайны Вселенной, тайны своего тела и тайны сердца – ответы на мои вопросы были невероятно близко. Только я, сам того не зная, отчаянно отказывался их принимать.

Я влюбился в Данте в тот самый миг, когда встретил его. Но не мог себе в этом признаться. Я отказывался думать, отказывался чувствовать.

Мой отец был прав. И мама тоже. У каждого из нас своя война.

Мы с Данте лежали в кузове моего пикапа и смотрели на звезды, и я чувствовал себя свободным. Только представьте. Аристотель Мендоса – свободный человек. Я больше ничего не боялся. Я вспомнил, как мама посмотрела на меня, когда я сказал, что мне стыдно. Вспомнил ее взгляд, полный сочувствия и любви. «Стыдно? За то, что ты любишь Данте?»

Я взял Данте за руку.

Как я мог стыдиться любви к такому человеку, как Данте Кинтана?