— Прикопаю во дворе, — парирую невозмутимо.
— Пусти! — вопит громко.
Рывок. Не удержав равновесия, на пару заваливаемся у фонаря в сугроб.
— Аааай! Холодно!
— С электриком у тебя что? — придавливаю ее собой, утрамбовывая в снег.
— Ты бредишь, Ян? — пытается из-под меня выбраться. Активно боремся друг с другом, и в процессе ее идиотская шапка сползает набок.
— Михаил Потасов кто такой? — сжимаю ладонями девичьи щеки. — Отвечай мне немедленно!
Аж трясет всего. Колошматит.
— Кто? — настойчиво требую пояснений.
— Отвечу, — на ее лице отражается хитрая улыбка. — Но сначала расскажи мне до конца стихотворение про Питер. Что там после трепетных ресниц и глаз, в которых небо?
Замираю. Подвисаю.
— Ты мне всю ночь стихи свои декларировал! — выдает на полном серьезе, открывает рот и беззаботно ловит танцующие на морозном воздухе снежинки.
— Стоп, что это? — в ее голосе звучит наигранная тревога. — У тебя скулы порозовели, Ян? Или мне кажется?
Непроизвольно вздрагиваю, когда она дотрагивается до них подушечками пальцев. Нежно, ласково и осторожно. Еще и глазищами своими терзает так, что меня наизнанку выворачивает.
Каждую мышцу тремором сводит. Сердце заходится рваными стуками. Кровь громыхает неистовой пульсацией в ушах.
Сглатываю.
Смотрю на нее. Смотрю.
Все. Закоротило…
Стремительно наклоняюсь к ней ближе.
— Ты просил впустить твоих демонов, — выдыхает прямо в губы и одновременно с этим выставляет между нами руку, не позволяя ее поцеловать. — Я должна знать, если впущу, — переходит на взволнованный шепот, — что получу взамен?
Поднимаюсь. Резко ставлю девчонку на ноги. Поправляю на ней шапку, натягивая ее плотнее на уши. Потуже завязываю шарф. Беру за руку и веду назад к дому.
Пока идем, молчу.
Это не вопрос, это выстрел.
Что в действительности я могу дать ей? Довольно глупо было бы не признать, что Дарина слишком хороша для меня. Во всех смыслах…
Сергей паркует машину прямо около ступенек. Выходит, поправляет ворот пальто, здоровается с Арсеньевой и протягивает мне руку.
Именно его приезд позволил поставить на паузу тот серьезный разговор, к которому нам с ней придется вернуться позже.
— Ты один?
— Роман остался с матерью в больнице, — произносит он, разуваясь.
— Как… Савелий? — выдавливаю из себя через силу.
— Никак, к сожалению, — отводит взгляд и рассеянно хлопает меня по плечу.
— Можно будет к нему завтра приехать? — робко интересуется Арсеньева.
— Можно, Даш. Игорь и Марьяна где?
— Там, на кухне.
Беркутов-старший кивает и проходит в дом.
Меня же будто гвоздями к полу прибили.
— Ян, — Даша настойчиво тянет за рукав. Сама снимает с меня куртку. Приседает. Развязывает шнурки на ботинках.
Шнурки. На ботинках…
В гостиной опускаюсь на ковер. Какое-то время смотрю на потрескивающий в камине огонь. И даже он сейчас не вызывает привычного содрогания. Может, потому что внутри меня черт знает что творится. Авария, сравнимая разве что с взрывом атомной электростанции.
Боковым зрением выхватываю движение слева от себя.
Арсеньева. Подходит. Ладонь к моему лбу прикладывает. Тягостно вздыхает, и сует под мышку градусник.
Будто сейчас это имеет значение…
Она заставляет меня выпить колеса от температуры. Я, в свою очередь, достаю с полки покрытую слоем пыли «Снежную королеву». Не говоря ни слова, протягиваю девчонке книгу, укладываюсь на диван и без спроса пристраиваю голову у нее на коленях.
Не протестует, чем я нагло пользуюсь. Послушно начинает читать вслух и в какой-то момент, увлекшись, принимается перебирать пряди моих волос. По привычке, наверное…
Долго-долго слушаю ее мелодичный голос. Мутным взором слежу за подрагивающими языками пламени и без конца думаю о маленьком человеке, за жизнь которого готов отдать, что угодно. Знать бы к кому идти с такими жертвами. К Богу или к самому Дьяволу. Кто подсказал бы…
Веки тяжелеют, глаза закрываются, но хоровод беспокойных мыслей не дает покоя. Мучает и мучает. Воспоминаниями. Коих так много, что все в моем воспаленном мозгу не помещаются.
Много лет назад ты спас меня от саморазрушения. Потому что с твоим появлением как-то резко абсолютно все переменилось. Заиграло яркими красками. Обрело вдруг смысл.
Странное дело. Никогда не думал, что после смерти Алисы вновь смогу так сильно к кому-то привязаться. Что смогу оберегать, защищать, заботиться…
Ты всегда так искренне радовался моему появлению. С улыбкой тянул ко мне ручонки. С присущей детской непосредственностью требовал эмоциональной отдачи. Только с тобой это и работало. Только рядом с тобой я переставал быть жестокой, циничной сволочью.
— Ян… — тихий шепот выдергивает меня из тягучего дурмана.
Потираю лицо. Недовольно морщусь.
— Поднимайся. Уже очень поздно.
— Плевать.