Аритмия

Сам начал читать. Много и без особого разбора. Благо, в нашей домашней библиотеке книг было предостаточно. Правда не детских.

— Какого черта ты приехала? — прищуриваюсь подозрительно.

— Игорь сказал, что ты провел пол ночи на морозе и заболел.

Игорю надо навалять.

— И что? У меня тут своя личная медсестра имелась. Не было нужды приезжать за тридевять земель.

— А мне захотелось. Имею право? — в ее голосе звенит обида.

— Откуда мне знать, — пожимаю плечом. — Кому при разводе этот дом достался?

— Отец оформил его на тебя.

— С чего бы такая невиданная щедрость? — фыркаю, будучи в замешательстве.

— Мне он сказал следующее: ты со своим водителем от меня получишь хер моржовый.

Узнаю Абрамова-старшего.

— Скажи спасибо, что бизнес твой не отжал.

— Пообещал, что это дело времени. Потом правда как-то поутихло. Успокоился…

— Успокоился? Бухать он начал, не просыхая. Такие концерты устраивал! Соседи были в шоке.

— А что было?

— Да много чего… Как-то раз под песни Шнура по поселку всю ночь раскатывал. Пока его менты не приняли.

— Какой кошмар! — охает она озадаченно.

— Поймали нашего папашу на чужом участке. Залез по пояс в пруд и руками ловил карпов-кои.

— Зачем? — округляет глаза.

— Дебил… Требовал исполнить его желание.

— Почему ты ни разу не позвонил мне? — всерьез интересуется, нахмурившись.

— Ну типа у тебя новая жизнь. С этим твоим недожеребцом. Кстати, он тебя еще не ободрал как липку? Не потратила на него то, что скопила на безбедную старость?

— Ян… — тянет осуждающе.

— Как поживает это чепушило? — на губах появляется кривая усмешка.

— Не знаю. Мы приняли решение разойтись, — едва различимо бубнит себе под нос.

— Какая жалость! — скрыть сарказм не удается. Впрочем, я и не пытаюсь. — Быстро потух этот ваш пожар неуемной страсти.

— Я ушла к другому мужчине назло твоему отцу. Сил уже не было терпеть. По отношению ко мне Игорь вел себя отвратительно!

— Твой поступок тебя как женщину тоже не красит, — замечаю сухо. — Могла бы не спать с этим… ублюдочным в нашем доме.

— Это вышло спонтанно…

— На хрен, не хочу знать подробности вашего перепихона! — брезгливо морщусь и прерываю ее пояснения. — Хватит того, что я видел, как ты…

— Давай не будем это обсуждать, — перебивает с переходом на ультразвук.

— А что такое? — уточняю издевательский тоном. — Не по нраву, когда гвоздем ковыряют разодранную до мяса рану?

Опускает ноги на пол и разворачивается корпусом ко мне.

— Будешь вести себя как отец, Даша тоже уйдет.

— Промискуитет[22] — вообще не мое.

— Я не об этом. Ты грубишь. Не следишь за своими словами. Обижаешь ее.

— Что это? Женская солидарность? — насмешливо вскидываю бровь.

— Ты слишком похож на Игоря двадцатилетней давности, — выдает невозмутимо. — Это пугает меня, Ян.

Как же бесит! Ей прекрасно известно, что я терпеть не могу подобные сравнения!

— Я — не он и свою семью так глупо не просрал бы, — цежу сквозь зубы.

— Рада, что глядя на пример наших крайне далеких от идеала взаимоотношений, ты сумел сделать правильные выводы.

— Еще бы! Да по вам пособие можно писать.

— Согласна, — кивает, снова тяжело вздыхая.

— Ты подумай об этом на досуге. Вдруг книга обыкновенной разведенки взорвет аудиторию и станет мировым бестселлером.

— Твой отец меня потом засудит.

— Как докажет, что речь о нем? М?

— Он изобретателен. Что-нибудь придумает.

— Вряд ли он вообще эту писанину станет читать, — предполагаю здраво. — Маленькая просьба от меня: выбери его персонажу самое отстойное мужское имя. Акакий, к примеру.

Мать смеется. По-настоящему звонко, беззаботно и заливисто. Так, как мне нравится.

В груди становится тепло. Я и забыл, как здорово звучит ее смех…

— Спать хочу, — намеренно лгу. Пора ее выпроваживать.

— Я постелю тебе.

— Мне уже давно не восемь.

— О, я знаю, но все же постелю, — упрямо шагает к постели. Снимает покрывало. Взбивает подушки.

— Меня настораживает твое поведение, — делюсь впечатлениями.

— Я же мать, — деловым тоном выдает весомый аргумент.

Сперва намереваюсь съязвить, но едва открыв рот, тут же его захлопываю, так и не выпустив по привычке порцию яда.

— Ложись. Я принесу тебе таблетки. Даша сказала надо допить, — встает на носочки и лезет поцеловать меня в лоб. — Горячий.

— Мало ли что твоя Даша сказала, — ворчу, отодвигая ее от себя.

Она странно хмыкает и выходит из комнаты.

Даша сказала…

Принципиально не буду пить!

Лучше бы эта Даша осталась тут и сама следила за течением моей болезни. Ее забота о ближнем пришлась мне по вкусу. Особенно та часть, где ей пришлось раздевать меня и обтирать холодным полотенцем. Так и подмывало сморозить какую-нибудь похабную дичь. Как удержался, не знаю…

Укладываюсь. Натягиваю толстое одеяло до самого подбородка. Потом, раздраженно откидываю его в ноги. И так, наверное, трижды.

Жарко. Холодно. Хер разберешь.

Еще и ересь всякая в голову лезет.

«Дарина тебя любит. А ты?»

А ты…

А я без нее медленно задыхаюсь. Как та самая вышеупомянутая мною рыба, выброшенная на берег. Скоро подохну, видимо.