Аритмия

— Стало быть, наметился прогресс? — интересуется он.

— Я не знаю.

— Это скорее констатация факта, не вопрос, — улыбается доктор. — Его желание показать вам реальную картину происходящего дорогого стоит. Долгие месяцы разговоры о вас были для нас табу. Сундук под замком.

— Что с ним? — набираюсь наконец мужества и задаю самый главный вопрос. — Я понимаю, что трагедия, произошедшая тринадцать лет назад, повлияла на его психику, но как именно? Вы можете объяснить мне?

— Есть понятие врачебной тайны, но учитывая некоторые обстоятельства, пожалуй, да, могу. Разумеется, не вдаваясь в некоторые подробности, — добавляет, складывая ладони вместе. — Вам страшно? Вы напряжены и скованы.

— Все-таки передо мной врач-психиатр, — бормочу смущенно.

— Психотерапевт, — поправляет меня он, — но да, психиатром я отработал пятнадцать лет своей жизни.

— Простите.

— Ну что вы, извиняться Вам не за что, — отмахивается беззаботно.

— И все-таки, — теперь уже мне любопытно.

— Психиатр занимается лечением психических расстройств посредством медикаментов. Психотерапевт отдает предпочтение терапии, медикаментозное лечение в данном случае является лишь дополнительным методом, — терпеливо разъясняет он. — Зачастую в учреждениях данного типа с пациентами эти врачи работают в паре.

— Ясно.

— Скажите, Дарин, Ян снова был на кладбище? В ночь на тридцать первое.

— Да. Нам с Игорем Владимировичем удалось забрать его оттуда лишь под утро.

Снова от этого эпизода внутренности скручивает. Как вспомню… Снега по колено. Кромешная тьма. Памятники, кресты и он: замерзший, ледяной.

— Плохо, — недовольно поджимает губы.

— Он пил.

Не знаю, можно ли озвучивать это, но тем не менее, говорю, как есть.

— Очень плохо.

— Как он сбежал? — рискую спросить.

— Наш мрачный юноша умеет использовать людей в своих целях, — расплывчато отвечает Покровский. — Но вернемся к теме нашего разговора. Вам знаком термин ПТСР?

— Нет.

Максим Леонидович кивает, постукивая пальцами по столу. Я же в этот момент изучаю его лицо. Осунувшееся. Усталое. Покрытое тонкой сеточкой морщин.

Думаю, тяжело работать в таком месте.

— Посттравматическое стрессовое расстройство, в нашем случае комплексное и перешедшее в хроническую форму, — это тяжелое нарушение психики. Ян не смог справиться с психотравмирующим переживанием. Детский возраст. Сильная привязанность. Потеря близкого человека далась ему тяжело, ведь это произошло на его глазах.

Мое сердце ноет и болит. Дышать невозможно. Горло будто спазмом сдавило.

— Год за годом он анализирует случившееся, снова и снова возвращаясь к пугающим воспоминаниям, — замолкает ненадолго, а потом продолжает. — Диссомния[24], стробоскопические флэшбэки, депрессия, замкнутость, негативные мысли о себе, сепарация от семьи и друзей, снижение эмпатии[25], необоснованная агрессия, эмоциональная «глухота» — то есть состояние, при котором человек полностью или частично утрачивает способность к эмоциональным проявлениям.

Чем больше я слушаю Покровского, тем явственнее ощущаю, что все это действительно про Яна. В особенности про того Яна, которого я встретила три с половиной года назад.

— Описывая динамику переживания травматической ситуации можно выделить четыре стадии. Первая — это отказ восприятия случившегося. Шок. Растерянность. Мы знаем о произошедшем, но не может принять это на эмоциональном уровне.

— Отрицаем?

— Отрицаем и не верим, — кивает он. — Вторая стадия — фаза агрессии и вины. Особо остро ее переживают те, кто имел прямое или косвенное отношение к травмирующему событию и не смог повлиять на его исход.

Конечно Ян относится именно к этой категории.

— Фаза номер три — депрессия. Мы ощущаем чувство отчаяния, беспомощности и одиночества. Боль усиливается день ото дня, теряется смысл жизни. А вот четвертая стадия — фаза исцеления, — его интонация меняется. — Мы принимаем свое прошлое и, что называется, видим свет в конце тоннеля. Но это — модель благополучного протекания дистресса. При посттравматическом стрессовом расстройстве…

— Человек застревает на второй и третьей стадии, — неосознанно перебиваю его я.

— Совершенно верно.

— Почему?

— Причины могут быть различными: интенсивное моральное самобичевание, глубокий эмоциональный кризис, истощение. Или, например, отсутствие поддержки со стороны близких, ведь переживший нервное потрясение, а в особенности ребенок, как никто другой нуждается в любви и заботе. Важно быть рядом, проводить время вместе. Ни в коем случае нельзя винить, осуждать, третировать.

— Скажите, флэшбэки, связанные с пожаром, как часто они проявляются? Это происходит во сне?

— Во сне и наяву. Флэшбэки — наиболее характерный симптом ПТСР. Периодически Ян видит яркие вспышки картинок из прошлого. Эти воспоминания сопровождаются ощущением паники, отчаяния, тревоги и ужаса. По сути он каждый раз переживает трагедию заново. Часто эти приступы сочетаются с нарушениями работы вегетативной нервной системы. Увеличивается частота сердечных сокращений, повышается артериальное давление, развивается мигрень, на коже проступает холодный пот.