Аритмия

Любить-то её любили, но и доставалось (ещё одно неоднозначное слово) ей нередко. Потому что шкода и баловница была она несусветная. И шлёпнуть ее за провинности тоже могли (Денис никогда, Вера изредка, Зинаида Тимофеевна чаще). Чтобы обивку не царапала, за шторы не цеплялась, нос свой не совала, куда не просят – прегрешений хватало.

Тут снова надо отдать должное Зине. Ей, органически не терпящей беспорядка, фанатичной чистюле (наверняка внесла в это свою лепту и профессия), появление в квартире Дуси, оказавшейся к тому же такой неугомонной, причиняло просто физическое страдание. Не зря же сопротивлялась она, когда появился вдруг Груздев с этим лупоглазым котёнком. И лишь она одна знала, чего стоило ей, увидев, например, Дусю на столе, не схватить её за шкирку и не вышвырнуть за дверь. Терпела, стиснув зубы, её присутствие в доме. Даже шлёпала её, когда никто видеть этого не мог, не сильно, больше для острастки, воли рукам не давала. Не только потому, что помнился тот взгляд мужа. Тут столько всего сплелось, на сердце пало… Вплоть до того, что порой виделся ей этот котёнок посланным кем-то свыше в наказание за что-то…

И продолжая бесконечный монолог о людях хороших и нехороших. Зинаида Тимофеевна – человек, скажем так, не совсем хороший. Хватило бы уже одного того, что (см. выше) не любит братьев наших меньших. Так если б только это. И характер у неё не подарок, и нервы слабые (неизвестно, кстати, отчего у неё с первым мужем не сложилось), и спекулирует на любви Груздева к детям (гири), да много к чему можно при желании с подачи автора придраться, по делу и не по делу: вес избыточный, волосы никакие, детям (а ещё гинеколог!) позволяет непотребные фильмы смотреть, да мало ли. Что всем уже теперь известно. А вот неизвестное. Зина знала о Маше, давно знала. Напрасно Боря думал, что он такой смекалистый да изворотливый, не подкопаться к нему. И он в этом не одинок: девять из десяти (опять…) жён знают, догадываются о неверности своих мужей. И те же, наверное, девять из десяти не то чтобы мирятся с этим, но почитают за лучшее такую жизнь жизни незамужней (по многим причинам, это вообще тема для другого рассказа, чтобы не наспех, первыми попавшимися словами).

Но есть одно слово, перед которым все остальные слова пасуют. Любовь. Любовь, ради которой женщины (сейчас только о них речь) всем пожертвуют, вплоть до жизни – не семейной жизни – человеческой (трескуче, выспренно сказано, однако же). Знает ли кто, каково это – жить с любимым человеком, зная, что у него другая женщина? Такие вопросы, вообще-то, именуются риторическими. Ещё как знает, потому что этими «кто» Земля полнится. Необходимое уточнение: с любимым человеком, иначе вопрос перестаёт быть риторическим. Так вот: Зина любила своего мужа Груздева (а что вас тут удивило, странным показалось? Не похожа она на Джульетту, не из того теста слеплена?) Любила, все семнадцать лет. Узнала Зина, что у Бори любовница, уже через пару недель после его первого свидания с Машей. Как, откуда узнала, не играет роли. И опять же одна она только знает, чего стоило ей стерпеть это, не устроить грандиозный скандал, проучить его так, чтобы на всю оставшуюся жизнь отбить охоту шляться. А того лучше – сразу же подать на развод, не опустившись до разборок с предателем. Удар тем сильней был, что уж никак не ожидала она от своего Бори такой подлянки – за семнадцать лет получила возможность удостовериться в его несомненной порядочности (тут без обсуждения нюансов того, что есть порядочность). И вдруг такое. Мудрая (см. выше) женщина, прочувствовала Зина, что, пусть и стоить ей это будет не одного года жизни, лучше сделать вид, что ни о чём она не догадывается. Прочувствовала это уже под утро, после бессонной ночи. Сумела заставить себя примириться с мыслью, что это всего лишь гормональный брык, которого не избежит почти каждый мужчина, тот самый пресловутый кризис среднего возраста (одна из самых удачных придумок мужчин среднего возраста). Слишком много было поставлено на карту, не хотела, боялась рисковать. Знать бы Груздеву, на что ради него пошла его перегруженная самолюбием жена, то, возможно, события у него с Машей развивались бы иначе. Хотя, вряд ли, девять из десяти, что расстаться с Машей не смог бы, по крайней мере в обозримое время. Не менее удивительно другое: как Зине удавалось столько времени изображать своё неведение, не терять надежды на спасительное «как-нибудь образуется». Но на то, что притупится эта каждодневная боль, свыкнется она с ней (другие же ничего, свыкаются, мало, что ли, она сама таких знает), надежды у Зины не было. А жизни своей без Груздева она себе не представляла (интересно, какой я по счёту, написавший эту фразу?).