Аритмия

 Среди миров, в мерцании светил
Одной звезды я повторяю имя,
Не потому, чтоб я ее любил,
А потому что я томлюсь с другими.
И если мне сомненье тяжело,
Я у неё одной ищу ответа,
Не потому, что от неё светло,
А потому, что с ней не надо света…

Помолчал, ещё тише, проникновенней сказал:

– Впору лишь повторить хрестоматийное «умри, Павел, лучше не напишешь». – И окончательно добил меня: – А знаете, мне жаль, что спешите вы на свидание. Мне вдруг захотелось пригласить вас с собой. Там бы не только вашей маме понравилось. Но, как говорится, не судьба.

Змей-искуситель, погубитель праматери нашей. Первая же мысль, пришедшая мне в голову после этих его слов: я, в джинсах и кроссовках, отказалась бы туда пойти, жди бы меня там даже сам Мандельштам. А если бы вдруг и согласилась – сначала забежала бы домой переодеться. Быстро прикинула, в чём бы не выглядела бедной родственницей. Особо наряжаться было не во что, но мой бежевый брючный костюм вполне смог бы сгодиться, да и красные мои лодочки к нему в самый раз. Вторая мысль – не покажется ли это капитуляцией перед Геннадием. Он, во всяком случае, так моё согласие наверняка расценит, если пожертвовала я ради него свиданием. Впрочем, каким свиданием? Не обязательно же с кавалером – может быть, со Светкой, подружкой, он же не знает. Такое свидание отменить – никого не предать. Я, коль на то пошло, и Павлика, согласившись, не предам: не в ресторан же или в какую-нибудь сомнительную компанию с Геннадием иду. Иду на поэтический вечер, абсолютно духовное действо, за что и перед кем оправдываться?

Поймала себя на том, что мысленно говорю «иду», словно приняла уже его приглашение. Или уже приняла? Но что-то ещё, где-то совсем глубоко, свербило, копошилось во мне, через красную черту перешагнуть мешало. Собралась, распознала. Одним духовным поэтическим вечером всё может и не закончиться. Как говорится, коготок увяз и всё дальнейшее. Геннадий, хоть и молодой он ещё, – не Павлик, волк он матёрый, в этом я не заблуждалась. И что стихи он пишет и в каких-то неведомых мне эмпиреях вращается, ни о чём ещё не говорит. Чёрт его знает, чем там у них эти интеллектуальные сборища завершаются, варианты могут быть такие, что проклянёшь потом себя за легкомыслие…

И тут вдруг я заметила, что говорю ему что-то. Поднатужилась, вникла: говорю ему, что свиданием это, вообще-то, назвать трудно, просто договорилась я с подружкой сегодня вечером податься в кино. И в принципе могла бы я с ним, если ненадолго, туда сходить. Никогда в жизни не была на поэтических вечерах, любопытно было бы посмотреть, послушать.

– Браво, – беззвучно поаплодировал он. – А то мне показалось, что вы отчего-то сильно комплексуете.

Я вытащила мобильник, вызвала Светку:

– Свет, я к тебе сегодня зайти не смогу, так обстоятельства складываются, потом расскажу. Мы с тобой в другой раз сходим. – И сразу же отключилась, чтобы он вдруг не расслышал изумлённый голос ничего не понявшей Светки. И вообще отключилась, чтобы ни с кем, прежде всего с Павликом, не соединяться, если позвонит он мне.

– Свет – это по теме, – заулыбался он. И повторил: – а потому, что с ней не надо света.

– Только мне надо зайти домой переодеться, – сказала я.

– Зачем? – пожал он плечами. – Вы и в этих доспехах превосходно выглядите. Нет надобности.

– Но-о… – неуверенно протянула я.

– А-а, понял! – постучал он себя по темечку. – Смутило вас, что я-то облачился в костюмчик, в галстучек, а вы будете непрезентабельно смотреться? Напрасно. Там у них, знаете, свои заморочки. И что заявитесь вы туда, так сказать, пер сэ, лишь принесёт вам дополнительные очки, поверьте мне. Вы там быстро в этом убедитесь. Неужели думаете, что я способен поставить вас в неловкое положение?

Поразительный это был человек, вообразить нельзя было, чего ждать от него в следующую секунду. У меня от всего этого голова пошла кругом. А настроение заметно потускнело. Как-то плохо вязалось это со светскими салонами, зваными гостями, люстрами-хрусталями – и я там в клетчатой ковбойке и джинсах. Или зачем-то навыдумывала я себе всё это, блажь какая-то на меня нашла? И вдруг снова дало о себе знать то неприятное ощущение где-то под желудком. Ну какой в нашем городе салонный поэтический вечер? Какие тут у нас поэты? И чего вообще мне захотелось: на этом мифическом светском рауте побывать или стихи местных поэтов послушать?

– Не надо, – тронул он меня за руку, – не накручивайте понапрасну себя, я ведь вижу. Повторяю: как вы могли подумать, что я могу причинить вам даже самые малые неудобства? Всё будет нормально. И обещанное мною удовольствие от вечера вы обязательно получите. Чего вы испугались?