Аритмия чувств

детям и жене стабильность в этой по-прежнему чужой для меня стране. Мне казалось, что я все время должен доказывать, что я лучше других, а ведь на самом деле я вовсе не обязан был это делать. Я вдруг осознал себя эгоистом, ведь все, что я делал, я делал для себя, мою жену интересовала вовсе не моя карьера, а я сам. Это состояние длилось два дня и две ночи, во время которых было выпито четыре бутылки, а потом все стало только хуже: я не сдержался и решил написать очередную докторскую диссертацию. Я подумал, что это может сделать меня чуть счастливее, — совершенно идиотская мысль! Но я так зациклился на науке, был так ошеломлен своими научными успехами, что мне казалось, я не имею права упустить момент и должен выполнить обещание, данное мною когда-то маме, — стать профессором. Но для этого я должен был бы вернуться к преподаванию. Пока же меня можно было сравнить с кельнером, который заявляет, что хочет стать одним из лучших водителей, просто потому что обещал это маме.

Кроме того, я чувствовал себя обиженным, поскольку написал хорошую программу, которой пользовалась моя фирма, но за которую я формально ничего не получал. Я добросовестно выполнял свою работу и лояльно относился к фирме, она же в течение четырех лет внедряла мою программу, не получая от этого еще никакой прибыли, поэтому, на мой взгляд, было даже справедливо, что именно фирма стала получать с распространения программы прибыль. Но в то же время мне казалось, что меня обошли при раздаче слонов. Дело в том, что моя фамилия не могла даже упоминаться в связи с программой. Меня страшно огорчало, что имя ее разработчика, пусть даже программа действительно целиком принадлежала фирме, в которой она была создана, нигде не называлось. Я чувствовал себя обойденным и потому решил хотя бы защитить диссертацию на основе этой программы. Эта мысль овладела мною в возрасте сорока лет и через четыре года довела до защиты моей второй докторской диссертации.

Дорога. А пятидесятилетие?

Януш. Пятидесятилетие прошло в совершенно других декорациях и по другому сценарию. Порой мне казалось, что я принимаю участие в чужой пьесе. Это было время, когда я уже жил отдельно: после защиты докторской и того, что в это десятилетие происходило, мне был предъявлен счет, и в конце концов мы расстались с женой. Правда, окончательный разрыв произошел двумя годами позже. Тогда же я чувствовал себя потерянным и не знал, как собираюсь жить, что будет дальше, буду ли жить один, отдельно от семьи. Мое пятидесятилетие как раз совпало со всеми этими грустными раздумьями, но у меня не было ощущения, что я постарел и что действительно начинается какой-то новый период в моей жизни. Видимо, это было связано с моим литературным успехом. «Одиночество в Сети» становилось культовым романом, и уже тогда шла работа над фильмом. Меня оценили, и я испытывал удовлетворение оттого, что моя книга не осталась незамеченной. Но и это, однако, не приносило мне счастья, которое я себе представлял. Снова давала о себе знать погоня за новыми целями: я никогда не умел наслаждаться тем, что имею.

Дорота. И не умел это удержать.

Януш. Да. Нежиться в комфорте, подводя итоги жизни, уподобившись деду на картинке, окруженному внуками и получающему от этого удовольствие, — явно не моя история.

Дорота. А тебе этого мало?

Януш. Мне всегда этого было слишком мало. Кроме того, благодаря происшедшим в моей жизни переменам