Еще и паникер Рома без конца трезвонит.
— Что там? — его голос разносится на весь салон.
— В роддом везу. Ты сейчас вообще не в тему, — включаю поворотник и выезжаю со двора.
— Как в роддом? Нам рано, еще же две недели! — возмущается, раскудахтавшись.
— Кто вас теперь уже спрашивает?
— А как же я…? Пусть подождет меня. Пусть пока не рожает! Скажи ей!
— Оооой… — непроизвольно пищит его зазноба.
— Алена… Алена!
— Роооом!
— Ян, что с ней?
— Собирается родить твоего сына в моем новом «Мерседесе», вот что, — констатирую равнодушно.
— Я не соби… Аааай!
— Алена! Ян! Что делать? ЧТО, БЛИН, ДЕЛАТЬ? ТЫ УМЕЕШЬ ПРИНИМАТЬ РОДЫ?
— А то. Естественно, каждый день только тем и занимаюсь, — выдаю саркастично этому кретину.
— Как там? Что там у нее? Терпит? Я уже в аэропорт еду.
— Давай все подробности потом, Беркут, — без предупреждения сбрасываю.
Сам на нерве, а тут еще этот припадочный вопросами атакует.
Роженица сопит.
— Потерпи, Лисицына, мы уже близко. На вот, — швыряю ей назад плюшевого Додо, в которого она тут же цепляется мертвой хваткой.
— Я уже давно не Лисицына, — цедит зло.
— Ай… Боже-боже. Это какой-то кошмар.
— Это схватки. Мне тебе объяснять, что ли? Ритмичные сокращения маточной мускулатуры, задача которых заключается в том, чтобы привести к раскрытию шейки матки…
— Замолчи, пожалуйста, — молит отчаянно.
Ухмыляюсь.
Оставшуюся часть пути она храбро пыхтит, но стоически не воет. Я, периодически поглядывая в зеркало заднего вида, проклинаю вечернее время и пробки. Вот до хрена чего доводилось делать по жизни, но принимать роды… нет.
Благо, в больнице нас принимают быстро. Тут же и врач-акушер на пороге появляется. Увозят Лису на диагностику. Видать Беркут уже всех на уши заранее поднял. Даже будучи в Пекине. Умеет он вот так. Кипишной до жути…
И вот я стою в голубом халате и наморднике рядом с рвано дышащей Лисой. Ее готовят медсестры. Падение, увы, спровоцировало преждевременные роды.
Врач рассказывает о том, что нужно делать, только девчонке настолько плохо, что она, по-моему, ни черта не слышит. Да и массаж, которому меня учили на курсах, не особо-то ей помогает.
— Может, кесарево? — интересуюсь у врачихи тихо.
Мою Дашку оба раза кесарили. Какие-то там противопоказания к естественным родам.
— Все хорошо. Алена самостоятельно справится, — убеждает меня Лаврова.
— Нам надо, чтобы все прошло идеально, — напоминаю сурово.
— Помню. Есть определенные сложности, но мы…
— Аааай. Что-то не так с ребенком? — Лисицына почему-то именно меня пытает испуганным взором.
— Все будет хорошо, — заверяю, успокаивая.
— Точно? Обещаешь? — в ее глазах стоят слезы.
— Точно.
Явно не соображает, что и у кого спрашивает.
— Сейчас экстренно начнем, — акушерка осматривает роженицу и заключает: — Пора. Вы подождете снаружи или останетесь?
— Снаружи, — собираюсь уйти, вот только Лиса выдает нежданчик.
— Нееет! — резко хватает меня за руку. — Пусть тууут бууудет!
Застывая статуей, ошалело на нее таращусь. Она, не мигая, на меня.
Невменяемая абсолютно.
— Я боюсь, — выдыхает потеряно.
Вот вам и хирург по образованию. Очкует конкретно, Даша об этом как-то упоминала.
— Еще один папаша, который хочет поприсутствовать? — буднично интересуется вошедший ассистент. — Оплачено? Заранее предупреждали?
Лаврова ничего сказать не успевает, Алена выдыхает раздраженное «да» и с очередным приступом боли стискивает мою кисть так, что я охреневаю. Хотя, безусловно, сильнее я охреневаю от того, что происходит после. Ощущения, прямо скажем, непередаваемые…
Мокрая, красная, сжимающая челюсти и плачущая жена Беркута выдает столько всего, что я даже принимать не успеваю.
Сколько длятся роды не понимаю. Осознаю, что все закончилось, когда ко мне на руки перекочевывает орущий, сморщенный, но на вид вполне себе здоровый Артем Романович…
— Хрена се! Хрена се! У меня родился сын! Люблю тебя, Аленкин! Капец как люблю! — вопит новоявленный отец в камеру. — Я скоро буду! Уже вылетаю.
— Можешь особо не торопиться. Самое важное ты пропустил, — обиженно выдает она в ответ.
Беркут киснет и затыкается. Связь пропадает, и на этой грустной ноте видеозвонок обрывается.
— Папа пропустил твое рождение, ведь есть дела поважнее, — приговаривает, целуя ребенка.
— Да перестань, тебе же известно, что это не так, — вырывается непроизвольно.
Поднимает на меня внимательный взгляд.
— Отдыхай, — бросаю, ощутив некоторую неловкость. Хотя, казалось бы, после всего не должен.
Направляюсь к двери, касаюсь пальцами металлической ручки, но Лиса меня окликает, останавливая.