Арка Купидона

…Девочка была окончательно спасена. Однако оказалось, что она потеряла память. Она ничего не помнила, не узнавала английскую речь (а никакой другой тогда не знала). Более того, она не могла говорить. Поначалу Мария отнесла это за счет травмы связок, вызванной судорогой, когда Элиза ушла под воду. Но шли дни, а Элиза все молчала. Видимо, психологическая травма была сильнее физической.

Мария разговаривала с ней по-английски и понемногу начала приучать девочку к испанскому: ведь ей предстояло жить тут, на острове, со своей тетей. Элиза начала потихоньку понимать речь. А семь месяцев спустя заговорила.

Однако говорила она так, будто английский ей был не родной. Испанский, по понятным причинам, тоже. И тогда Мария Гарсия решила привести Элизу в школу. Не для того, чтобы она училась, нет – девочка учиться пока не могла. Но чтобы слушала и видела других детей.

Документы Элизы утонули вместе с сумкой Марии в том месте, где моторка перевернулась. Мария не смогла их выловить, она была занята спасением племянницы. Так что в местной мэрии ей сделали новые, и Элизу взяли в школу.

Идея оказалась правильной. Скоро девочка начала живо болтать по-испански. Но английский она так и не вспомнила. И ничего из своего прошлого тоже.

Что было дальше?

…Вот что: мужу Марии появление девочки в семье пришлось не по душе. Уж как там вышло между ними да что, никто не знает, но где-то через год они развелись, и Мария Гарсия стала вновь Уайт. Похоже, по поводу развода она не слишком переживала. Хотя она ведь англичанка, эмоции свои не показывает. Всегда была ровна, вежлива, о делах и здоровье расспрашивала – а о себе не говорила.

Элиза, освоив язык, стала учиться со всеми остальными детьми по школьной программе. Мария – Мэри Уайт ее удочерила, это было несложно в те времена, тем более что фамилия у них была одна: Уайт.

Школу Элиза окончила с хорошим аттестатом и поступила на медицинский факультет в Мадридском университете. Мария ею очень гордилась!

Потом… Что потом? Директриса посмотрела на коллег: кто помнит, что потом было-то?

Вспомнили коллективными усилиями: Элиза, отучившись семь лет на медфаке, начала работать в каком-то госпитале Мадрида… Время от времени навещала приемную мать, приезжала на Форментеру. Мария с детства учила ее своему делу, фитотерапии, и они даже говорили, что откроют специальную аптеку в Мадриде, где будут продавать травы и настойки…

Сейчас? Да не слишком весело: Мария умерла год назад, внезапный инфаркт. Хотя здоровье у нее было слабое, но сердце вроде бы не шалило… Очень жаль, мы все скорбим, это потеря для нас. Прекрасным человеком была, а уж как врачевала!..

А Элиза получила наследство и уехала. Но дом продавать не стала. Сад там разросся, травы в человеческий рост уже. Наверное, она вернется. Она ведь у тетки научилась премудростям лечения травами. Теперь это ее сад, и он очень ценный, просто так она его не бросит…

Где, куда подалась? Никто не знает. Близких подруг у нее вроде бы не было, спросить не у кого. А учителя ведь не родственники, их никто не информировал…

Что Элиза вспомнила о себе? Нет, так ничего и не…

А может, и вспомнила, только никому не сказала. Как знать. Мария Уайт особо не распространялась о себе, и девочка тоже – от нее научилась, наверное. Вот так вот.

Одна надежда, что Элиза вернется. И заступит на место своей тети, начнет лечить людей…

«Ага, прям так и начнет, – скептически подумал Реми. – Если это она Соланж, то…»

Конечно, она! Все, что Реми вообразил, исследуя бухту, вполне укладывается в историю, рассказанную Мэри Уайт! Про перевернувшийся катер она, конечно, сочинила – ей надо было как-то объяснить физическое состояние ребенка. Она не знала, что именно произошло, каким образом девочка, найденная в гроте, захлебнулась. Однако если бы она сказала правду, в дело вмешалась бы полиция, начали бы искать родственников, яхту, с которой ребенок упал. Что вовсе не устраивало Марию-Мэри. У нее своих детей не имелось – и вот подвернулся счастливый случай: найденыш! И вправду как подарок свыше…

Итак, Мэри ее спасла: найдя девочку в гроте, приняла неотложные меры по откачиванию утопленницы. Насчет врача, скорее всего, правда, и хорошо бы его разыскать.

Имя «Элиза» она придумала. Она не знала не только настоящего имени девочки, но даже из какой страны та родом. Тем более что «Элиза» довольно долгое время вообще не говорила, а в придачу у нее обнаружилась амнезия. Скорей всего, так и было, поскольку девятилетний ребенок вряд ли способен на подобную ложь. Да и какие бы причины этот ребенок нашел, чтобы притворяться?

Хотя…

Соланж не могла не понять, что топили ее намеренно. То есть хотели убить. В девять лет (девять с половиной, если точно) вполне можно осознать опасность для своей жизни.

И притвориться овощем во избежание рецидивов?